Вместе с этой фиксацией взаимной обособленности и неудовлетворенности отдельных лиц в словах Ранев­ской, Лопахина и в особенности Пети Трофимова раз­вертывается перспектива общего физического и морально­го неблагообразия, безотрадности, бессодержательности н мрачной пустоты жизни всего этого круга в целом. «Как вы все серо живете, как много говорите ненужно­го...» «Дрянной ваш ресторан с музыкой, скатерти пах­нут мылом... Зачем так пить, Леня? Зачем так много есть? Зачем так много говорить?» Гаев соглашается. И Лопахин подтверждает: «Это правда. Надо прямо го­ворить, жизнь наша дурацкая». И как разъясняющий итог звучат слова Трофимова о жизни вялой, сонной, ле­нивой, об отсутствии подлинного идейного содержания в жизни интеллигенции, о недостатке деловой принципи­альности, о духовной лености и праздном, болтливом эгоизме. «Громадное большинство той интеллигенции, которую я знаю, ничего не ищет, ничего не делает и к труду пока неспособно. Называют себя интеллигенцией, а прислуге говорят «ты», с мужиками обращаются, как с животными, учатся плохо, серьезно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в ис­кусстве понимают мало...»

Тем самым от неустроенности личной судьбы и лич­ного счастья отдельных лиц мысль поднимается к об­щественным масштабам, н иа этом фоне опять звучит страстная жажда иной, лучшей, красивой, богато напол­ненной жизни. «Господи,—думает Лопахин,— ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие го­ризонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настояще­му быть великанами...»—«Вся Россия—наш сад»,—вол­нуясь, убеждает Трофимов Аню. «Я предчувствую сча­стье, Аня, я уже вижу его... Вот оно, счастье, вот оно идет, подходит все ближе и ближе, я уже слышу его шаги...»

Далеко уходящие горизонты полей, музыка еврейско­го оркестра, приглушенно звучащая откуда-то издали, грустные звуки гитары Епиходова, звук сорвавшейся где-то далеко в шахтах бадьи, «замирающий, печаль­ный»,— все это, размещенное по разным моментам все­го акта, эмоционально синтезирует н недовольство на­стоящим, и томящие, призывные стремления к лучшему будущему.