Обыкновенно фальсификаторы или мистификаторы ограни­чиваются тем, что выдумывают историю происхождения най­денного ими списка, а самое произведение обычно сочиняют. Впрочем известный мистификатор А. Грен, приписавший Пушкину несколько произведений, выписал их из разных мест, между прочим из „Литературной Газеты" 1830 года. Фальси­фикации способствовала большая доверчивость не только в широкой публике, но и в узком кругу специалистов. Вот, например, какие вирши фигурировали в собрании сочинений Пушкина 1859 г. (ред. Геннади):

Сиротка.

Мне стала известна Сулит восхищенье.

И как интересна, Задумчивый цвет

Сиротка одна! К ненастью привыкший,

Неловко признаться, С головкой поникшей,

Легко догадаться, Шестнадцати лет,

Где встретил. Она Дитя наслажденья

Чертами нежна. В ней всё восхищенье

На свет создана (В том шлюсь на иных)

Порой заблужденья; И ножка, и очи—

На алых устах, Задаток для ночи

На белых плечах Восторгов прямых!

Такая доверчивость поощряла фальсификаторов, которые быстро увеличились в числе и так злоупотребили публикой, что доверчивость сменилась резкой подозрительностью. Однако до наших дней продолжается небезуспешная фальси­фикация произведений наших классиков. Особый вид наиболее практикуемых фальсификаций — это не сочинение новых про­изведений, а „окончание" ранее известных или нахождение новых редакций тех произведений, авторитетная редакция которых неизвестна. Из всех окончаний особенно известно „Окончание Русалки", написанное Зуевым. Легенда о зуевском окончании имела несколько вариантов; вот основной, напеча­танный в предисловии к „Окончанию" в „Русском Архиве" (1897 г., март): „Пушкин бывал у Э. И. Губера и в ноябре 1836 года читал у него «Русалку». На этом чтении присут­ствовал Дмитрий Павлович Зуев, ныне маститый старец, в то время еще отрок, преисполненный поклонением гению великого поэта, творениями которого и доселе услаждаются дни его. Д. П. Зуев одарен чудесной памятью, которая в молодые лета его отпечатлевала в себе целые стра­ницы прослушанного или прочитанного. По возвращении от Губера он записал для себя последние сцены «Русалки», наи­более поразившие его и навсегда врезавшиеся в его воспо­минание. Они были дважды прочитаны великим поэтом по неотступной просьбе 14-летнего юноши, поддержанной Э. И. Губером. Зуев помнит также, что А. С. Пушкин признавал хор русалок «Туманной росою окрестность полна», «Разговор охотников в лесу» и в особенности «Сон княгини» лучшими местами своей драмы".