1

За последние два года жизнь резко изменилась.

Главное, интересно отметить,-- почти прекратилось воровство.

Все стали какие-то  положительные, степенные.  Воруют  мало.  И  взяток

вовсе не берут.

Прямо перо сатирика скоро, небось, заржавеет.

Конечно, насчет взяток  дело  обстоит  сложней.  Взяток  не берут,  но

деньги, в другой раз, получают. Тут в смысле перевоспитания  публика  туго

поддается новым  моральным  течениям.  При этом  из  боязни  такого  тумана

напускают, что сразу и не

поймешь, что к чему и почему.

Давеча на  юге я  столкнулся на этом фронте  с  одной хитростью. И  вот

желаю осветить это дело, чтоб другим неповадно было.

Одним словом,  в  одной гостинице  хотели  за  номер  содрать  с  меня

въездные. Ну, другими словами,-- хотели взятку взять.

Конечно,  раньше,  несколько лет  назад, на  эту простенькую тему  я бы

написал примерно такой рассказец.

2

И вот, стало быть, еду я, братцы, на пароходе.

Ну,кругом, конечно, Черное  море.  Красота  неземная.  Скалы.  Орлы,

конечно, летают. Это все есть. Чего--чего, а это, конечно, есть.

И гляжу я на эту красоту и чувствую какое-то уважение к людям.

"Вот,--  думаю,--  человек  -- властитель  жизни:  хочет--  он  едет на

пароходе,  хочет --  на орлов глядит,  хочет  -- на берег сейчас сойдет и  в

гостинице расположится".

И так оно как-то радостно на душе.

Только, конечно, одна мысль не дозволяет радоваться. Где бы мне, думаю,

по приезде хотя бы паршивенький номеришко достать.

И вот плыву я грустный на пароходе, а капитан мне и говорит:

-- Прямо,--  говорит,-- милый человек, мне на вас жалостно глядеть. Ну,

куда вы едете? Ну, на что вы рассчитываете? Что вы, с луны свалились?

-- А что? -- говорю.

-- Да  нет,-- говорит.--  Но  только как же это так? Что вы -- ребенок?

Ну,где вы  остановитесь? Чего вы поехали?  Я  даже согласен  назад теплоход

повернуть, только чтоб вам туда не ехать.

-- А что,-- говорю,-- помилуйте?

--  Как что?  Да  разве у вас  есть знакомства  -- номер получить, или,

может быть, у вас портье -- молочный брат? Я, -- говорит, -- прямо удивляюсь

на вас.

-- Ну,-- говорю,-- как-нибудь. Я,-- говорю,-- знаю одно такое петушиное

слово, супротив которого в гостинице не устоят.

Капитан говорит:

-- А ну вас  к  черту!  Мое  дело -- предупредить. А вы там как хотите.

Хоть с корабля вниз сигайте.

И вот, значит, приезжаю.

В руках у  меня  два  места. Одно  место  --  обыкновенная  советская

корзинка, на какую глядеть мало интереса. Зато другое место  --  очень такой

великолепный фибровый или, вернее, фанерный чемодан.

Корзинку я оставляю у  газетчика, выворачиваю наизнанку свое  резиновое

международное  пальто с клетчатой  подкладкой и сам в таком  виде  со  своим

экспортным чемоданом вламываюсь в гостиницу.

Швейцар говорит:

-- Напрасно будете заходить -- номерей нету.

Я подхожу до портье и говорю ему ломаным языком:

-- Ейн шамбер--циммер, -- говорю, -- яволь?

Портье говорит:

-- Батюшки--светы, никак, иностранец к нам приперся.

И сам отвечает тоже ломаным языком:

--  Яволь,  яволь. Оне шамбер--циммер, безусловно, яволь. Битте--дритте

сию минуту. Сейчас выберу номер какой получше и где поменьше клопов.

Я стою в надменной позе, а у самого поджилки трясутся.

Портье, любитель поговорить на иностранном языке, спрашивает:

-- Пардон,--  говорит,-- господин,  извиняюсь. By зет  Германия,  одер,

может быть, что-нибудь другое?..

"Черт побери,-- думаю,-- а вдруг он, холера, по--немецки кумекает?"

-- Но,--  говорю,--  их  бин  ейне  шамбер--циммер  Испания. Компрене?

Испания. Падеспань. Камарилья.

Ох, тут портье совершенно обезумел.

-- Батюшки--светы,--  говорит,-- никак,  к  нам  испанца занесло.  Сию

минуту,-- говорит.--  Как же,  как же.-- говорит,-- знаю, слышал,-- Испания,

падеспань, эспаньолка...

И  у самого,  видать,  руки  трясутся.  И у  меня трясутся.  И  у  него

трясутся. И так мы оба разговариваем и трясемся.

Я говорю ломаным испанским языком:

-- Яволь,--  говорю,--  битте--цирбитте.  Несите,--говорю,--  поскорей

чемодан в мою номерулю. А после, -- говорю, -- мы поговорим, разберемся, что

к чему.

-- Яволь, яволь,-- отвечает портье,-- не беспокойтесь.

А у самого, видать, коммерческая линия перевешивает.

-- Платить-то как,-- говорит,-- будете? Ин  валют одер все-таки неужели

нашими?

И сам делает  из своих пальцев  знаки, понятные приезжим иностранцам --

нолики и единицы.

Я говорю:

--  Это  я как  раз  не  понимает.  Неси,--  говорю,--  холера, чемодан

поскорей.

Мне бы, думаю, только номер занять, а там пущай из меня лепешку делают.

Вот хватает  он мой  чемодан.  И  от старательности до  того  энергично

хватает, что чемодан мой при плохом замке раскрывается.

Раскрывается  мой  чемодан,  и,  конечно,  оттуда  вываливается,  прямо

скажем,  разная  дрянь. Ну  там, бельишко залатанное,  полукальсоны,  мыльце

"Кил" и прочая отечественная чертовщинка.

Портье поглядел на это имущество, побледнел и сразу все понял.

-- А нуте,-- говорит,-- подлец, покажи документ.

Я говорю:

-- Не понимает. А если,-- говорю,-- номерей нету, я уйду.

Портье говорит швейцару:

-- Видали? Эта дрянь пыталась пройти под флагом иностранца.

Я собираю  поскорей свое имущество и -- ходу. А в  другой гостинице все

же номер получил -- под это же самое плюс пятьдесят рублей.

3

Вот, примерно, в таком легком виде года три--четыре  назад сочинил бы я

рассказ на эту тему.

Ну, конечно,  молодость.  Беспечность  в мыслях. Пустяковый взгляд  на

вещи.

А  нынче  как-то оно не то. Нынче охота быть  поближе к правде. Неохота

преувеличивать,  выдумывать  и  кувыркаться.  Неохота  сочинять  разные  там

побасенки и фарсы с переодеванием.

Одним  словом,  желательно быть поправдивей и желательно  говорить  без

всякого вранья.

И рассказ на  эту тему,  вернее -- истинное происшествие, без прикрас и

без одного слова выдумки, рисуется нам уже в таком академическом виде.

4

Прямо с  парохода я отправился.в гостиницу.  Портье,  криво  усмехаясь,

говорит скорее в пространство, чем мне:

--  Нет, знаете, я прямо удивляюсь  на современную публику. Как пароход

приходит, так все непременно к нам. Как нарочно. Как будто у нас тут для них

номера заготовлены. Что вы, с луны упали? Не понимаете ситуации?

Я хочу уйти, а швейцар, тихонько вздыхая, говорит мне:

-- Да уже, знаете... Прямо беда с этими номерами. Нигде нет номеров.  У

нас-то, конечно, нашлось бы, но... Да вы поговорите хорошенько с портье...

-- Черт  возьми,-- говорю,-- вы  это про что? Портье со  своей конторки

говорит швейцару через мою голову:

-- Я удивляюсь на вас, Федор Михайлович. Где же у нас свободные номера?

С чего вы взяли? Да,  есть один номер,  но он, вы же знаете, без ключа. Если

хочет -- пущай берет.

Я говорю:

-- Хотя бы дайте без ключа.

-- Ах,  вам без ключа,-- говорит портье,-- берите. Только у нас  кражи.

Воруют. Упрут портьеры, а вам за них отвечать.

Я говорю:

-- В крайнем  случае я из номера не буду выходить.  Только допустите. А

то меня на море закачало -- еле стою.

-- Берите,-- говорит портье,-- только предупреждаю: у нас ключ потерян,

а номер  заперт. А вы, наверное, думали наоборот -- номер не  заперт, а ключ

потерян.

-- Помилуйте,--  говорю,--  на что же  мне такой  номер, в  который  не

войти...

-- Не знаю,-- говорит портье,-- как хотите.

Швейцар подходит ко мне и говорит:

-- Я бы мог дать совет.

Даю ему трешку.

--  Мерси,-- говорит.--  Если  хотите, я  сбегаю  во  двор. У  нас  там

работает наш слесарь. Он может отмычкой открыть ваш номер.

Вот приходит слесарь.

--  Да,-- говорит,-- конечно, об чем речь, еще  бы. Ясно. Дверь открыть

-- делов на копейку, но мне,-- говорит,-- мало расчета подниматься в верхние

этажи. Я,-- говорит,--каждый час своего времени буквально на валюту считаю.

Даю слесарю пять рублей.

Он открывает отмычкой дверь и дружелюбным тоном говорит:

-- Да, конечно. Еще бы.  Ясно. Без ключа  мало  интереса жить. Все-таки

вам, наверное, захотится покушать или куда-нибудь  выйти попить водички,-- а

тут сиди, как болван.

-- Да уж,--говорю,-- прямо хоть человека нанимай.

--  Ну, это,-- говорит,-- вам влетит  в копеечку, а  вот рублей бы за

восемь я бы вам схлопотал какой-нибудь ключишко из старья.

И вот ключ подобран. Я лежу на кровати, как фон барон. Я слушаю патефон

из соседнего номера -- пенье  господина Вертинского. Я гуляю  и хожу туда и

сюда. И со своим ключом чувствую себя на одном уровне с соседями.

Вечером иду на прогулку, а портье мне говорит:

--  Знаете,  мы  вам  с  этим  ключом заморочили голову. Мы думали,  он

потерян, а он висит на другом гвозде.

-- Здорово,-- говорю,--  номер стоит пять рублей, а  накладных расходов

шестнадцать.

-- То есть,-- говорит,-- как шестнадцать, а не восемь?

-- Нет,-- говорю,-- шестнадцать. Швейцару --  три, слесарю  -- пять, да

за ключ -- восемь.

-- За какой ключ?

-- Да,-- говорю,-- слесарь мне подобрал.

-- Позвольте,-- говорит,--да он, подлец, не  продал ли вам наш ключ? Ну

да,-- говорит,-- так и есть. Вот он тут  висел, а сейчас нету. Ну, погодите,

я ему...

-- Тут у вас,-- говорю,-- кажется, шайка--лейка...

Портье  начал чего-то врать  и бормотать про небольшие заработки, после

махнул рукой и отвернулся поговорить с вновь приезжим.

И я слышал, как он сказал:

-- Да, есть один номерок, но без ключа.

Вскоре я уехал из этой гостиницы.

Между прочим, думал, что и  с железнодорожными билетами будет  такая же

волынка  и такие  же накладные расходы,  но оказалось  -- ничего  подобного.

Билет я  получил по знакомству и заплатил за него именно столько, сколько он

стоил по казенной цене. Так что я вернулся с юга в душевном равновесии.

1932

1За последние два года жизнь резко изменилась.Главное, интересно отметить,-- почти прекратилось воровство.Все стали какие-то  положительные, степенные.  Воруют  мало.  И  взятоквовсе не берут.Прямо перо сатирика скоро, небось, заржавеет.Конечно, насчет взяток  дело  обстоит  сложней.  Взяток  не берут,  ноденьги, в другой раз, получают. Тут в смысле перевоспитания  публика  тугоподдается новым  моральным  течениям.  При этом  из  боязни  такого  тумананапускают, что сразу и непоймешь, что к чему и почему.Давеча на  юге я  столкнулся на этом фронте  с  одной хитростью. И  вотжелаю осветить это дело, чтоб другим неповадно было.Одним словом,  в  одной гостинице  хотели  за  номер  содрать  с  менявъездные. Ну, другими словами,-- хотели взятку взять.Конечно,  раньше,  несколько лет  назад, на  эту простенькую тему  я бынаписал примерно такой рассказец.2И вот, стало быть, еду я, братцы, на пароходе.Ну,кругом, конечно, Черное  море.  Красота  неземная.  Скалы.  Орлы,конечно, летают. Это все есть. Чего--чего, а это, конечно, есть.И гляжу я на эту красоту и чувствую какое-то уважение к людям."Вот,--  думаю,--  человек  -- властитель  жизни:  хочет--  он  едет напароходе,  хочет --  на орлов глядит,  хочет  -- на берег сейчас сойдет и  вгостинице расположится".И так оно как-то радостно на душе.Только, конечно, одна мысль не дозволяет радоваться. Где бы мне, думаю,по приезде хотя бы паршивенький номеришко достать.И вот плыву я грустный на пароходе, а капитан мне и говорит:-- Прямо,--  говорит,-- милый человек, мне на вас жалостно глядеть. Ну,куда вы едете? Ну, на что вы рассчитываете? Что вы, с луны свалились?-- А что? -- говорю.-- Да  нет,-- говорит.--  Но  только как же это так? Что вы -- ребенок?Ну,где вы  остановитесь? Чего вы поехали?  Я  даже согласен  назад теплоходповернуть, только чтоб вам туда не ехать.-- А что,-- говорю,-- помилуйте?--  Как что?  Да  разве у вас  есть знакомства  -- номер получить, или,может быть, у вас портье -- молочный брат? Я, -- говорит, -- прямо удивляюсьна вас.-- Ну,-- говорю,-- как-нибудь. Я,-- говорю,-- знаю одно такое петушиноеслово, супротив которого в гостинице не устоят.Капитан говорит:-- А ну вас  к  черту!  Мое  дело -- предупредить. А вы там как хотите.Хоть с корабля вниз сигайте.И вот, значит, приезжаю.В руках у  меня  два  места. Одно  место  --  обыкновенная  советскаякорзинка, на какую глядеть мало интереса. Зато другое место  --  очень такойвеликолепный фибровый или, вернее, фанерный чемодан.Корзинку я оставляю у  газетчика, выворачиваю наизнанку свое  резиновоемеждународное  пальто с клетчатой  подкладкой и сам в таком  виде  со  своимэкспортным чемоданом вламываюсь в гостиницу.Швейцар говорит:-- Напрасно будете заходить -- номерей нету.Я подхожу до портье и говорю ему ломаным языком:-- Ейн шамбер--циммер, -- говорю, -- яволь?Портье говорит:-- Батюшки--светы, никак, иностранец к нам приперся.И сам отвечает тоже ломаным языком:--  Яволь,  яволь. Оне шамбер--циммер, безусловно, яволь. Битте--дриттесию минуту. Сейчас выберу номер какой получше и где поменьше клопов.Я стою в надменной позе, а у самого поджилки трясутся.Портье, любитель поговорить на иностранном языке, спрашивает:-- Пардон,--  говорит,-- господин,  извиняюсь. By зет  Германия,  одер,может быть, что-нибудь другое?.."Черт побери,-- думаю,-- а вдруг он, холера, по--немецки кумекает?"-- Но,--  говорю,--  их  бин  ейне  шамбер--циммер  Испания. Компрене?Испания. Падеспань. Камарилья.Ох, тут портье совершенно обезумел.-- Батюшки--светы,--  говорит,-- никак,  к  нам  испанца занесло.  Сиюминуту,-- говорит.--  Как же,  как же.-- говорит,-- знаю, слышал,-- Испания,падеспань, эспаньолка...И  у самого,  видать,  руки  трясутся.  И у  меня трясутся.  И  у  неготрясутся. И так мы оба разговариваем и трясемся.Я говорю ломаным испанским языком:-- Яволь,--  говорю,--  битте--цирбитте.  Несите,--говорю,--  поскорейчемодан в мою номерулю. А после, -- говорю, -- мы поговорим, разберемся, чток чему.-- Яволь, яволь,-- отвечает портье,-- не беспокойтесь.А у самого, видать, коммерческая линия перевешивает.-- Платить-то как,-- говорит,-- будете? Ин  валют одер все-таки неужелинашими?И сам делает  из своих пальцев  знаки, понятные приезжим иностранцам --нолики и единицы.Я говорю:--  Это  я как  раз  не  понимает.  Неси,--  говорю,--  холера, чемоданпоскорей.Мне бы, думаю, только номер занять, а там пущай из меня лепешку делают.Вот хватает  он мой  чемодан.  И  от старательности до  того  энергичнохватает, что чемодан мой при плохом замке раскрывается.Раскрывается  мой  чемодан,  и,  конечно,  оттуда  вываливается,  прямоскажем,  разная  дрянь. Ну  там, бельишко залатанное,  полукальсоны,  мыльце"Кил" и прочая отечественная чертовщинка.Портье поглядел на это имущество, побледнел и сразу все понял.-- А нуте,-- говорит,-- подлец, покажи документ.Я говорю:-- Не понимает. А если,-- говорю,-- номерей нету, я уйду.Портье говорит швейцару:-- Видали? Эта дрянь пыталась пройти под флагом иностранца.Я собираю  поскорей свое имущество и -- ходу. А в  другой гостинице всеже номер получил -- под это же самое плюс пятьдесят рублей.3Вот, примерно, в таком легком виде года три--четыре  назад сочинил бы ярассказ на эту тему.Ну, конечно,  молодость.  Беспечность  в мыслях. Пустяковый взгляд  навещи.А  нынче  как-то оно не то. Нынче охота быть  поближе к правде. Неохотапреувеличивать,  выдумывать  и  кувыркаться.  Неохота  сочинять  разные  тампобасенки и фарсы с переодеванием.Одним  словом,  желательно быть поправдивей и желательно  говорить  безвсякого вранья.И рассказ на  эту тему,  вернее -- истинное происшествие, без прикрас ибез одного слова выдумки, рисуется нам уже в таком академическом виде.4Прямо с  парохода я отправился.в гостиницу.  Портье,  криво  усмехаясь,говорит скорее в пространство, чем мне:--  Нет, знаете, я прямо удивляюсь  на современную публику. Как пароходприходит, так все непременно к нам. Как нарочно. Как будто у нас тут для нихномера заготовлены. Что вы, с луны упали? Не понимаете ситуации?Я хочу уйти, а швейцар, тихонько вздыхая, говорит мне:-- Да уже, знаете... Прямо беда с этими номерами. Нигде нет номеров.  Унас-то, конечно, нашлось бы, но... Да вы поговорите хорошенько с портье...-- Черт  возьми,-- говорю,-- вы  это про что? Портье со  своей конторкиговорит швейцару через мою голову:-- Я удивляюсь на вас, Федор Михайлович. Где же у нас свободные номера?С чего вы взяли? Да,  есть один номер,  но он, вы же знаете, без ключа. Еслихочет -- пущай берет.Я говорю:-- Хотя бы дайте без ключа.-- Ах,  вам без ключа,-- говорит портье,-- берите. Только у нас  кражи.Воруют. Упрут портьеры, а вам за них отвечать.Я говорю:-- В крайнем  случае я из номера не буду выходить.  Только допустите. Ато меня на море закачало -- еле стою.-- Берите,-- говорит портье,-- только предупреждаю: у нас ключ потерян,а номер  заперт. А вы, наверное, думали наоборот -- номер не  заперт, а ключпотерян.-- Помилуйте,--  говорю,--  на что же  мне такой  номер, в  который  невойти...-- Не знаю,-- говорит портье,-- как хотите.Швейцар подходит ко мне и говорит:-- Я бы мог дать совет.Даю ему трешку.--  Мерси,-- говорит.--  Если  хотите, я  сбегаю  во  двор. У  нас  тамработает наш слесарь. Он может отмычкой открыть ваш номер.Вот приходит слесарь.--  Да,-- говорит,-- конечно, об чем речь, еще  бы. Ясно. Дверь открыть-- делов на копейку, но мне,-- говорит,-- мало расчета подниматься в верхниеэтажи. Я,-- говорит,--каждый час своего времени буквально на валюту считаю.Даю слесарю пять рублей.Он открывает отмычкой дверь и дружелюбным тоном говорит:-- Да, конечно. Еще бы.  Ясно. Без ключа  мало  интереса жить. Все-такивам, наверное, захотится покушать или куда-нибудь  выйти попить водички,-- атут сиди, как болван.-- Да уж,--говорю,-- прямо хоть человека нанимай.--  Ну, это,-- говорит,-- вам влетит  в копеечку, а  вот рублей бы завосемь я бы вам схлопотал какой-нибудь ключишко из старья.И вот ключ подобран. Я лежу на кровати, как фон барон. Я слушаю патефониз соседнего номера -- пенье  господина Вертинского. Я гуляю  и хожу туда исюда. И со своим ключом чувствую себя на одном уровне с соседями.Вечером иду на прогулку, а портье мне говорит:--  Знаете,  мы  вам  с  этим  ключом заморочили голову. Мы думали,  онпотерян, а он висит на другом гвозде.-- Здорово,-- говорю,--  номер стоит пять рублей, а  накладных расходовшестнадцать.-- То есть,-- говорит,-- как шестнадцать, а не восемь?-- Нет,-- говорю,-- шестнадцать. Швейцару --  три, слесарю  -- пять, даза ключ -- восемь.-- За какой ключ?-- Да,-- говорю,-- слесарь мне подобрал.-- Позвольте,-- говорит,--да он, подлец, не  продал ли вам наш ключ? Нуда,-- говорит,-- так и есть. Вот он тут  висел, а сейчас нету. Ну, погодите,я ему...-- Тут у вас,-- говорю,-- кажется, шайка--лейка...Портье  начал чего-то врать  и бормотать про небольшие заработки, послемахнул рукой и отвернулся поговорить с вновь приезжим.И я слышал, как он сказал:-- Да, есть один номерок, но без ключа.Вскоре я уехал из этой гостиницы.Между прочим, думал, что и  с железнодорожными билетами будет  такая жеволынка  и такие  же накладные расходы,  но оказалось  -- ничего  подобного.Билет я  получил по знакомству и заплатил за него именно столько, сколько онстоил по казенной цене. Так что я вернулся с юга в душевном равновесии.1932