В этом отношении наблюдается некоторая систематичность. Так у Пушкина в новых изданиях совершенно вытравлена форма „приближился" и заменена везде формой „приблизился", совершенно уничтожен глагол „примолвить" (т. е. прибавить) и заменен глаголом „промолвить".

В поэме „Руслан и Людмила" в издании „Просвещения" (том III, стр. 72) читаем:

Над рыцарем иная машет

Ветвями молодых берез,

И жар от них душистый пышет...

Неожиданная рифма „машет"—„пышет" объясняется тем, что наборщик заменил непонятную для него форму „пашет14 (не имеющую отношения к хлебопашеству, а связанную с корнем слова „опахало") через более знакомую форму „пышет". Точно так же у Лермонтова и у Грибоедова наборщики систематически, в тесном союзе с корректорами, уничтожают архаические формы „раде" и „пьяни", заменяя их через „рады" и „пьяны", хотя этим формам соответствовали определяющие произношение рифмы (напр. „пьяни"—„няни").

Подобного типа опечатки характерны для определенных эпох. Если в одно время печатают вместо „нумер"—„номер", то в другое печатают „номер" вместо „нумер". Точно так же „эксплуатация" одно время заменялась „эксплоатацией", после чего появилась обратная тенденция. В каждую эпоху существует свой репертуар неупотребительных слов. Некото­рые из этих сл*ов окончательно выходят из употребления, умирают, другие же возвращаются к жизни. То же можно сказать и про разные формы слов.

Что касается замены одного слова другим (за исключе­нием слов однобуквенных: „я", „и" и т. п.), то это сравни­тельно редкий случай опечатки. По большей части это под­становка вместо одного слова его синонима (пример см. выше).

Как на особый тип замены слов следует указать на случай, когда набирается вместо нужного слова какое-нибудь находя­щееся по соседству. Хотя наборщик и старается читать последовательно набираемый текст, но в его поле зрения находятся слова, расположенные на сравнительно широкой площади. Очень часто, при ослабленном внимании, какое-нибудь слово, лежащее в поле зрения, механически набирается, особенно если при этом не теряется смысл. Вот примеры. В оригинале стояло: „привстал вдруг с своего места" („Братья Карамазовы", ч. I, гл. И); в издании „Просвещения" (стр. 73): „привстал вдруг с своего кресла". Дело в том, что двумя строками ниже есть: „усадил его опять в кресла". Глаза наборщика забежали вперед, и он поставил вместо „места" бросившееся ему „кресла", так как слово это не противоре­чит общему смыслу. Так же вместо „мелкий разносчик с лотка" печатается: „мелкий приказчик с лотка" („Братья Карамазовы", в изд. „Просвещения", т. III, стр. 376), потому что через 8 строк есть слово „приказчик". Иной раз также по ошибке попавшиеся в глаза наборщика слова интерполируются з текст, образуя добавления. Напр. в оригинале: „таков ли был бы я в эту ночь и в эту минуту"; в печати набрано: „в эту прокля­тую минуту", потому что двумя строками выше читаем: „в эту проклятую ночь" („Братья Карамазовы", т. II, стр. 348). Здесь интерполяции способствовало повторение слов „в эту", но, вместо обычного в таких случаях пропуска, получилась вставка в текст лишнего слова. Иногда эти „паразитные" влияния, сочетаясь с синонимической подстановкой, определяют направление в выборе синонима. Напр., вместо „самым нетер­пеливым и резким отказом", печатается: „самым решительным и резким отказом" („Братья Карамазовы", изд. „Просвещения", т. III, стр. 46): здесь „ре" слова „резким" предопределило выбор слова „решительным".