Вообще говоря, в случае, если основной редакцией прихо­дится избрать первый слой работы, то здесь для' решения вопроса, что относится к этому первому слою, помимо наблю­дения характера почерка, цвета чернил и т. п., приходится применять следующее соображение: можно устранять все испра­вления кроме тех, устранение которых дает незаконченную, несогласованную и не имеющую полного [смысла редакцию. Отступать от этого можно только в том случае, когда имеются твердые основания для утверждения, что в первой редакции эта невязка была, по недосмотру ли автора или по недоработанности текста. Такие случаи встречаются в стихотворных текстах, где первоначальная редакция не дает полного стиха („ненайденного" автором).

Подобный метод выделения двух редакций]— исходной и последней — должен применяться и ко всем последующим рукописям, вплоть до окончательной беловой.

Если есть возможность, каждую промежуточную рукопись необходимо проверять той, с которой она сделана. При пере­писке часто наблюдаются описки, даже если переписывает сам автор. В случае же, если промежуточные рукописи получаются путем копирования кем-нибудь другим предыдущей (случай Л. Н. Толстого), описки совершенно неизбежны, а потому о подлинном тексте приходится судить не по данному доку­менту, а по его источнику.

Кстати, авторские описки — довольно типичное явление. По большей части эти описки просто искажают слово (напр. у Пушкина „побруем" вместо „попробуем"— в „Домике в Ко­ломне"), и их легко разгадать. Хуже, когда подобные описки встречаются в очень черновом тексте, где вообще чтение мно­гих слов гадательно. Однако есть описки худшего качества. По своей природе они очень близки к опечаткам и появляются в силу тех же условий. Вот в частности обычный пример — повторение какого-нибудь слова, вместо другого. У Пушкина это встречается часто в рифмах. Напр. в „Страннике" в бело­вом тексте читаем:

И вот о чем крушусь; к суду я не готов

И смерть меня страшит.