Из-за них, скажу прямо, мне даже знаменитым  писателем не хочется быть. Непременно приедут.  Прочтут  и приедут. У  меня  уж тетка  одна  с  Украины приехала. 

Вообще  писателем  быть  очень трудновато.  Скажем,  тоже  идеология...

Требуется нынче от писателя идеология. Вот Воронский (хороший человек) пишет:

... Писателям нужно "точнее идеологически определяться". Этакая, право, мне неприятность! Какая,  скажите,  может быть  у меня "точная  идеология", если  ни одна партия в целом меня не привлекает? С точки зрения людей партийных - я беспринципный человек. Пусть. Сам же я про себя скажу: я не коммунист, не эсер, не монархист, я просто русский. И к тому же - политически безнравственный. Честное слово даю -- не знаю до сих пор, ну вот хоть, скажем, Гучков... В какой  партии  Гучков?  А  черт  его знает  в какой  он  партии. Знаю: не большевик, но эсер он или кадет -- не знаю и знать не хочу, а  если и узнаю, то Пушкина буду любить по--прежнему. Многие  на  меня за  это очень  обидятся  (этакая,  скажут,  невинность сохранилась после  трех революций).  Но это так.  И  это незнание  для  меня радость все-таки.

Нету у меня ни к кому ненависти  -- вот моя  "точная идеология".  Ну, а еще точней?  Еще точней -- пожалуйста.  По общему размаху  мне  ближе всего большевики. И большевичить я с ними  согласен. Да  и кому  быть большевиком, как не  мне?  Я  "в  Бога не  верю". Мне смешно даже,  непостижимо,  как это интеллигентный  человек идет  в  церковь  Параскевы  Пятницы  и там  молится раскрашенной картине... Я не мистик. Старух  не  люблю.  Кровного родства не признаю.  И Россию люблю мужицкую.

И в этом мне с большевиками по пути. Но я не коммунист  (не марксист  вернее) и, думаю, что  никогда им  не буду.

Мне 27 лет. Впрочем Оленька Зив думает, что мне меньше. Но все-таки это так. В 13-м году я поступил в  университет. В 14-м  --  поехал на  Кавказ. Дрался в  Кисловодске на дуэли с  правоведом  К.  После  чего  почувствовал немедленно, что я человек необыкновенный, герой и авантюрист -  поехал добровольцем на войну. Офицером был. Дальше я рассказывать не буду, иначе начну  себя обкрадывать. Нынче  я пишу "Записки бывшего офицера", не о  себе, конечно, но там все  будет. Там будет даже как меня однажды в революцию заперли с квартирмейстером Хоруном в городском холодильнике. А после революции скитался я по многим местам России. Был плотником, на звериный промысел  ездил  к Новой Земле,  был сапожным  подмастерьем, служил телефонистом,   милиционером  служил   на   станции  "Лигово",  был  агентом уголовного розыска,  карточным  игроком,  конторщиком, актером, был снова на фронте добровольцем в Красной армии. Врачом  не был. Впрочем  неправда  -  был  врачом. В  17-м  году  после революции  выбрали меня  солдаты  старшим врачом,  хотя  я  командовал тогда батальоном. А произошло это оттого, что старший врач полка как-то скуповато давал  солдатам отпуска по болезни.

Я показался им сговорчивей. Я не смеюсь. Я говорю серьезно. А вот сухонькая таблица моих событий:

арестован -- 6 раз,

к смерти приговорен -- 1 раз,

ранен -- 3 раза,

самоубийством кончал -- 2 раза,

били меня -- 3 раза.

Все это происходило не из авантюризма, а "просто так" - не везло. Нынче же  я заработал  себе порок  сердца  и  потому-то, наверное, стал писателем. Иначе -- я был бы еще летчиком. Вот и все.

Да, чуть  не  забыл:  книгу  я  написал.  Рассказы  --  "Разнотык"  (не напечатал: может  быть,  напечатаю  часть). Другая книга  моя  --  "Рассказы Назара Ильича, господина

Синебрюхова" -- в  продаже. Продается она,  я думаю, в Пищевом  Тресте, ибо в окнах книжных лавок я ее не видел. А разошлась эта книга в двух  экземплярах. Одну книжку купила -- добрый человек Зоя Гацкевич, другую, наверное, -- Могилянский. Для рецензии. Третью книжку хотел купить Губер, но раздумал.

Кончаю.

Из современных писателей могу читать только себя и Луначарского. Из современных поэтов,  мне,  дорогая редакция,  больше всего  нравятся Оленька Зив и Нельдихен.

А про Гучкова так и не знаю.

Мих. Зощенко, 1922.