Днесь Христос родился,

А Ирод царь взбесился:

Я вас поздравляю

И вам того ж желаю".

Через несколько лет (записи, кончающиеся 1864 годом, именуются в момент действия романа „старыми") этот маль­чик снова появляется (в IV гл. той же части): „старик зовет резвого мальчишку, своего приемыша", „несется детский хохот, слышится плеск воды, потом топот босых ребячьих ног по мостовинам" и т. д. Спрашивается, в каком возрасте был этот „резвый мальчишка"? Из той же демикотоновой книги из записи от 25 опрели 1837 года мы узнаем: „Про­шлый год у него (Пизонского) на грядах некоторая дурочка Настя... родила младенца и сама, кинувшись в воду, утонула. Пизонский в одинокой старости своей призрел сего младенца". Иначе говоря, „резвый мальчишка" родился в 1836 году, и в момент действия романа ему было не менее 30 лет, обучал же Ахилла нелепым стишкам этого маль­чишку, когда ему было 25 лет.

Такая невязка произошла исключительно от невниматель­ности автора при переделке романа. Он соединил в один два разных эпизода старой редакции, упустив из виду, что эпизоды эти разновременны. Младенец Пизонского на много лет застыл в младенческом состоянии.

Иногда невязки выражаются не в фабулярных противоре­чиях, а в некотором различии стиля и освещения происходя­щего, что чувствуется при чтении. Когда Островский в 1885 г. переделал свою пьесу „Воевода", написанную в 1864 году, критика заметила произошедшее противоречие между перво­начальным замыслом, и С. Васильев отметил в подробной статье, посвященной пьесе (в газете „Московские ведомости" 1886 г. от 8 февраля), что автор, драматическая манера ко­торого резко изменилась в сторону психологизации и идеали­зирования изображаемой жизни, не может производить изме­нений в пьесах старой манеры. Островский „увлекся поэти­ческой картиной, предносившеюся его воображению, увлекся ею до того, что ради ее разрушил всю прежнюю архитекто­нику своего произведения, сделал из комедии бытовые народные сцены и изменил развязку пьесы".