В таком случае обычно мы имеем много позднейших копий, заведомо искажающих оригинал и противоречащих друг другу. Задача редактора в этом случае — установить взаимоотношение списков. Если можно установить, что некоторые из них яв­ляются копиями известного нам списка, то при выработке текста принимается во внимание этот последний. Таким обра­зом обычно мы приходим к отбору, в котором отпадают списки новейшие и остаются наиболее старые списки или их исправ­ные новые копии (если самые списки исчезли). Отобрав таким образом списки, в целом или в частях друг от друга незави­симые, мы сопоставляем их и, выделив варианты, подвергаем их критике. Наиболее вероятными признаем те варианты, ко­торые, согласуясь с языком и художественной манерой автора, в то же время объясняют, каким образом в своей порче это место могло приобрести тот вид, который оно имеет в других списках. Здесь отчасти может помочь принцип выделения трудного чтения. Под последним разумеется такое чте­ние, которое, соответствуя языку автора, могло быть непоня­тым и вызвать сомнения у переписчиков. В рукописных ко­пиях обычно эти трудные места заменяются их новым истол­кованием (так, выше уже указывалось, как непонятый глагол Кольцова „ботеть" заменялся то через „болеть", то через „богатеть"). Однако принцип этот имеет свои границы при­менения. Только те трудные места можно признать присущими оригиналу, которые получают удовлетворительное объяснение с точки зрения языка и приемов автора. Вот пример непра­вильного применения принципа: Вал. Брюсов, устанавливая текст „Гавриилиады", встретил два варианта 11-го стиха:

И дух святой осенит сердце девы...

И дух святой сойдет на сердце девы...

Первый вариант отличается неправильным ударением в слове „осенит". В. Брюсов считает поэтому данное чтение трудным: „за отсутствием авторитетной рукописи, которая разрешила бы все сомнения, мы следуем правилу филологической критики, требующей предпочитать чтение самое трудное".

Между тем следовало доказать, что слово „осенит" имеется в словаре Пушкина. В данном случае эта „трудность" свиде­тельствует скорее об испорченности, чем о подлинности.

Путем такой критики из числа разных списков можно найти список более авторитетный. Играет здесь некоторую роль и простой подсчет уклонений от согласного чтения про­чих списков. Вообще говоря, ошибки бывают индивидуальны, и поэтому вообще при большом количестве списков то чтение правильнее, на котором согласуется большинство списков. Однако этот принцип имеет еще более ограничительное при­менение, чем предыдущий, так как сплошь и рядом ошибка какой-нибудь ранней копии размножается в большом количе­стве списков, в то время как правильная традиция доходит до нас в весьма малом числе копий. Правильнее подсчет вести не по спискам, а по группам схожих списков, предполагая, что у каждой группы есть прототип. Однако.-этому препят­ствуют: 1) обычная ограниченность доступных изучению спис­ков, 2) компилятивность большинства списков (имеющих обычно „библиографическое" происхождение и писанных ли­цами, имевшими несколько разных списков).