В первом случае полезно остановиться на вопросе, откуда происходят неверные приписывания автору ему не принадле­жащих произведений.

Иногда в основе такого приписывания лежит простое не­вежество и тяга к крупному имени. Оно отлично сформули­ровано Гоголем в „Записках Сумасшедшего" (запись 4 октября): „Дома большею частью лежал на кровати. Потом переписал очень хорошие стишки: «Душеньки часок не видя, Думал год уж не видал; Жизнь мою возненавидя, Льзя ли жить мне, я сказал». Должно быть Пушкина сочинение". Подобное при­писывание Пушкину чужих стихов началось еще при его жизни (особенно в разных „Песенниках") и создало обширную лите­ратуру „Мнимого Пушкина". Здесь, понятно, простейшим способом опровергнуть принадлежность Пушкину является нахождение на стоящего автора.

Такого же рода?—приписывание по ошибке. Так, Анненков, найдя в бумагах Пушкина копию (рукой Пушкина) стихов Жуковского, приписал их Пушкину и напечатал в редактиро­ванном им собрании сочинений Пушкина. Так, на основании ошибочных помет в лицейских тетрадях некоторые стихотво­рения Дельвига приписывались Пушкину. Бывали случаи, что в каком-нибудь журнале вслед за анонимным стихотворением печаталось другое за подписью Пушкина. Подпись ошибочно относилась к обоим стихотворениям, и создавалось новое мни­мое произведение Пушкина. И здесь нахождение настоящего автора решает вопрос.

Иначе дело обстоит со злостным приписыванием и с фаль­сификациями.

Надо сказать, что—в отличие от древней письменности— фальсификаторы в новой литературе редко подделывают до­кумент. В начале XIX века, когда палеография не была в та­кой степени уточнена и когда возникла совершенно исключи­тельная тяга к древней поэзии, мы встречаем много фальси­фикаторов, которые не ограничивались (подобно Макферсону) сочинением мнимо древних произведений, но и подделывали самые документы. Этим, например, отличался некий Сулакадзев, который ввел в заблуждение и Державина (см. А. Н. Пыпин, „Подделки рукописей и народных песен"). Фальсифика­торы новой литературы, несмотря на большую легкость подделки документа, предпочитают сообщать свои изде­лия „по позднейшей копии" или просто воздерживаться от предъявления подлинника. Правда, в наших хранилищах имеются поступившие в составе разных частных собраний фальшивые автографы. Много таких рукописей приписывалось руке Пуш­кина или Лермонтова, но приписывалось не из злостных со­ображений.