Навигация
News:

На правах рекламы:

serpuhov.ru

https://sgnorilsk.ru/news/kak-obnovit-garderob-k-letu-i-ne-pereplachivat

vekneboley.ru

• 7ZZ team - разработчики 5CMS дополнительный функционал и плагины для 5CMS

Рекомендуем

Показать все

Посещаймость
СЛАБАЯ ТАРА
Нынче взяток  не  берут.  Это раньше шагу нельзя было шагнуть без того,
чтобы  не дать  или не  взять.  А нынче характер  у людей сильно изменился к
лучшему.
Взяток, действительно, не берут.
Давеча мы отправляли с товарной станции груз.
У нас тетка от гриппа померла и в  духовном завещании велела  отправить
ейные там простыни и прочие мещанские вещицы в провинцию, к родственникам со
стороны жены.
Вот стоим мы на вокзале и видим такую картину, в духе Рафаэля.
Будка для приема  груза. Очередь, конечно. Десятичные метрические весы.
Весовщик  за ними.  Весовщик,  такой в высшей степени благородный  служащий,
быстро говорит цифры,  записывает, прикладывает гирьки, клеит  ярлыки и дает
разъяснения.
Только и слышен его симпатичный голос:
Нынче взяток  не  берут.  Это раньше шагу нельзя было шагнуть без того,чтобы  не дать  или не  взять.  А нынче характер  у людей сильно изменился клучшему.Взяток, действительно, не берут.Давеча мы отправляли с товарной станции груз.У нас тетка от гриппа померла и в  духовном завещании велела  отправитьейные там простыни и прочие мещанские вещицы в провинцию, к родственникам состороны жены.Вот стоим мы на вокзале и видим такую картину, в духе Рафаэля.Будка для приема  груза. Очередь, конечно. Десятичные метрические весы.Весовщик  за ними.  Весовщик,  такой в высшей степени благородный  служащий,быстро говорит цифры,  записывает, прикладывает гирьки, клеит  ярлыки и даетразъяснения.Только и слышен его симпатичный голос:
-- Сорок.  Сто  двадцать.  Пятьдесят.  Сымайте. Берите.  Отойдите... Не станови сюда, балда, станови на эту сторону.
Такая приятная картина труда и быстрых темпов. Только вдруг мы замечаем, что при всей красоте работы весовщик очень уж требовательный   законник.  Очень  уж   он  соблюдает  интересы  граждан   и государства.  Ну,  не каждому, но  через  два--три  человека  он обязательно отказывает  груз принимать. Чуть расхлябанная  тара,-- он  ее не берет. Хотя видать, что сочувствует. Которые с расхлябанной тарой, те, конечно, охают, ахают и страдают. Весовщик говорит:
-- Заместо  страданий  укрепите вашу тару. Тут где-то шляется человек с гвоздями.  Пущай  он  вам укрепит.  Пущай сюда пару  гвоздей  вобьет и пущай проволокой подтянет. И тогда подходите без очереди,-- я приму.
Действительно верно:  стоит человек за будкой. В руках  у него гвозди и молоток.  Он работает  в  поте  лица  и  укрепляет желающим  слабую тару. И, которым отказали,--  те  смотрят на него с  мольбой  и  предлагают ему  свою дружбу и деньги за это самое. Но вот  доходит  очередь до  одного  гражданина. Он  такой белокурый, в очках. Он не интеллигент,  но близорукий. У него, видать, трахома на глазах. Вот он надел  очки, чтоб его было хуже  видать. А  может быть, он служит  на оптическом заводе, и там даром раздают очки. Вот он становит свои шесть ящиков на метрические десятичные весы. Весовщик осматривает его шесть ящиков и говорит:
-- Слабая тара. Не пойдет. Сымай обратно.
Который в очках, услышав эти  слова, совершенно упадает  духом. А перед тем, как упасть духом, до  того набрасывается на  весовщика, что  дело почти доходит до зубочистки.
Который в очках кричит:
-- Да что ты,  собака, со  мной делаешь! Я, -- говорит,-- не свои ящики отправляю.  Я,  --говорит,--  отправляю государственные  ящики с оптического завода. Куда я теперь с ящиками сунусь? Где я найду подводу? Откуда я возьму сто рублей,  чтобы везти  назад? Отвечай,  собака,  или я  из  тебя котлетку сделаю!
Весовщик говорит:
-- А я почем знаю? -- И при этом делает рукой в сторону.
Тот, по близорукости  своего  зрения  и  по причине запотевших  стекол, принимает этот  жест за что-то  другое. Он вспыхивает,  чего-то  вспоминает, давно позабытое,  роется в своих карманах  и выгребает оттуда рублей восемь денег,все рублями. И хочет их подать вевовщику. Тогда весовщик багровеет от этого зрелища денег. Он кричит:
--  Это  как понимать?  Не хочешь  ли  ты мне,  очкастая кобыла, взятку дать?!
Который в очках сразу, конечно, понимает весь позор своего положения.
--  Нет,--  говорит,--  я деньги вынул  просто так. Хотел, чтобы вы  их подержали, покуда я сыму ящики с весов.
Он  совершенно теряется,  несет сущий  вздор, принимается  извиняться и даже, видать, согласен, чтобы его ударили по морде.
Весовщик говорит:
-- Стыдно. Здесь взяток  не берут. Сымайте свои шесть ящиков с весов,-- они мне буквально  холодят душу. Но,  поскольку это  государственные  ящики, обратитесь вот до  того рабочего, он вам укрепит слабую тару. А что касается денег, то благодарите судьбу, что у меня мало времени вожжаться с вами.
Тем не  менее он зовет еще  одного служащего  и  говорит ему  голосом, только что перенесшим оскорбление:
-- Знаете, сейчас мне хотели взятку  дать. Понимаете,  какой  абсурд. Я жалею, что  поторопился  и для  виду  не взял  деньги,  а то  теперь  трудно доказывать.
Другой служащий отвечает:
--  Да, это жалко. Надо было развернуть историю. Пущай не могут думать, что у нас попрежнему рыльце в пуху.
Который в очках, совершенно  сопревший,  возится со своими ящиками.  Их ему укрепляют, приводят в христианский вид и снова волокут на весы. Тогда мне начинает казаться, что у меня тоже слабая тара. И, покуда до меня не дошла очередь, я подхожу к рабочему и прошу его на всякий случай  укрепить  мою  сомнительную тару. Он спрашивает с меня восемь рублей. Я говорю:
-- Что вы, говорю, обалдели, восемь рублей брать за три гвоздя.
Он мне говорит интимным голосом:
--  Это  верно,  я  бы вам и за трояк сделал, но говорит, войдите в мое пиковое положение -- мне же надо делиться вот с этим крокодилом.
Тут я начинаю понимать всю механику.
-- Стало быть, -- я говорю, -- вы делитесь с весовщиком?
Тут  он  несколько  смущается,  что проговорился,  несет разный вздор и небылицы, бормочет о мелком жалованьишке, о дороговизне,  делает мне крупную скидку и приступает к работе. Вот приходит моя очередь. Я становлю свой ящик на весы и любуюсь крепкой тарой.
Весовщик говорит:
-- Тара слабовата. Не пойдет.
Я говорю:
-- Разве? Мне сейчас только ее укрепляли. Вот тот, с клещами, укреплял.
Весовщик отвечает:
-- Ах, пардон, пардон. Извиняюсь. Сейчас ваша тара крепкая, но она была слабая. Мне это завсегда в глаза бросается. Что пардон, то пардон. 
Принимает он мой ящик и пишет накладную. Я читаю накладную, а там сказано: "Тара слабая".
-- Да, что ж вы,-- говорю,--делаете, арапы? Мне же,-- говорю,-- с такой надписью  обязательно весь ящик  в  пути  разворуют. И  надпись  не позволит требовать убытки. Теперь,-- говорю,-- я вижу ваши арапские комбинации.
Весовщик говорит:
-- Что пардон, то пардон, извиняюсь.
Он вычеркивает  надпись,--  я я  ухожу  домой,  рассуждая  по  дороге о сложной душевной организации своих  сограждан,  о  перестройке характеров, о хитрости  и  о  той неохоте, с какой  мои  уважаемые  сограждане сдают  свои насиженные позиции. Что пардон, то пардон.
1930