Так же своевольно отнесся Тургенев к изданию стихотво­рений Тютчева 1854 года, выходившему тоже под его редак­цией. Здесь Тургенев выравнивал стихи Тютчева, уклоняв­шиеся от правил обычного стихосложения. Так напр., первая строфа стихотворения „Silentium" читается в „Современнике" 1836 г.:

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои.

Пускай и душенной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно кок звезды в ночи,

Любуйся ими — и молчи.

Издание 1854 года дает сглаженную форму.

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои!

Пускай н душевной глубине

И исходят н зайдут оне

Как звезды ясные в ночи:

Любуйся ими и молчи.

Ритмические перебои, столь характерные для стиха Тютчева, систематически изгонялись Тургеневым из текста 1854 года.

Как видно из примера Жуковского, дружеская редактура распространялась иногда и на посмертные издания. Так Белин­ский, при жизни Кольцова издававший его стихи довольно исправно, в посмертном издании 1846 года произвел серьез­ную ломку, выправив заново многие стихотворения, при этом нисколько не считаясь с поэтическими приемами автора.

Помимо обычной судьбы произведений, поступающих в печать, необходимо особо оговорить судьбу драматических произведений, предназначающихся к постановке. Творчество Островского в этом отношении дает богатый материал для наблюдения над историей законченного текста драматических произведений.

Большинство пьес, написанных Островским, еще в период создания имели определенное назначение к постановке. Обычно написанная им пьеса одновременно готовилась к постановке в Москве и Петербурге и в то же время отдавалась печа­таться в журнал.

Для постановки пьесы необходимо было прохождение ее через репертуарный комитет и через театральную цензуру. Таким образом одновременно требовалось три экземпляра пьес. Кроме того необходимо было заготовить постановочные экземпляры, по которым пьеса разучивалась до появления ее в печати.

Закончив свою пьесу, Островский немедленно окружал себя переписчиками, которые готовили необходимое количе­ство копий. Копии эти здесь же выверялись автором. При всей тщательности проверки, копии эти всегда в деталях расходились. Таким образом, вместо единого белового автографа, вообще говоря, мы имеем у Островского ряд авторизованных и равноправных копий, не всегда согласован­ных между собою.