Образ Трофимова тоже эмоционально двоится, и не­трудно указать ту грань, которая отделяет эмоциональ­ное соучастие автора от сочувственно-скептической, грустно-недоверчивой улыбки, направленной к его личности.

Там, где Трофимов говорит о неустроенности жизни, о ее бедности, нечистоте, там, где он порицает вялую болтливость интеллигенции, ее сонный индифферентизм к окружающей несправедливости, там, где раскрывает Ане зло крепостнической праздности, где указывает Ло­пахину иа объективно-хищническую природу его купе­ческого положения, где зовет людей к ниспровержению эксплуататорских порядков, к построению новой свет­лой жизни иа основе всеобщего труда и гуманности, здесь всюду Чехов с ним. В этих случаях Трофимов име­ет все преимущества сравнительно со всеми иными ли­цами пьесы, в том числе не только перед Раневской, но и перед Лопахиным. Ему дано наибольшее сознание ко­ренных общественных недостатков жизни.

Высказывания Трофимова об этом нигде и никем не снимаются.

Но при всем этом вся характеристика личности Тро­фимова направлена одновременно н к тому, чтобы по­казать его слабость перед теми силами, которые он со­бирается преодолевать. «Вечный студент», «облезлый барин», Трофимов не имеет никаких качеств, которые хотя бы в какой-нибудь мере свидетельствовали о его умении влиять на жизнь. Наоборот, жизнь толкает его и треплет, а он является лишь жертвой ее холода и же­стокости, Все смешное в Трофимове ие содержит в себе ни насмешки, ни упрека, но в этом смешном звучит со­жаление о его нескладности н бессилии перед жизнью. Надо учесть также и скептическое указание на моло­дость Трофимова как на источник его доверчивых на­дежд слова Раневской. Молодость и жизненная не­опытность подчеркивалась Чеховым и в характеристике Ани: «Аня прежде всего ребенок, веселый до конца, ие знающий жизни» 20, 159.

Трофимову дано понимание лучших идей, с ним свя­заны бодрые порывы к будущему, он зовет от рабской инерции к борьбе за новую прекрасную жизнь. За ним восторженно идет Аня, легко оставляя бремя пустого, морально и идейно тусклого и праздного прошлого. Са­мый факт сознания социального несовершенства жизни и желания разбудить спячку, перевернуть жизнь самым решительным образом для Чехова являлся фактом глу­бокого прогрессивного значения, поэтому и критика дей­ствительности в словах Трофимова, и его призывы к луч­шему будущему всюду даны в чертах явного авторского сочувствия. Но Чехов не верит, что люди, подобные Тро­фимову, будут в состоянии изменить жизнь, не верит, что Трофимовым действительно удастся разломать усто­явшиеся твердыни господствующих жизненных форм.