Суд и критика Чехова в «Палате.№ 6» направляют­ся не столько на лицо Рагина как носителя дурных идей, сколько на те условия жизни, которые приводят к таким идеям н настроениям. Пессимизм, унылые мы­сли, унылые чувства Чеховым всегда рассматривались преимущественно как симптом болезни, корнями свои­ми уходящей в условия общей жизненной духоты и дикости «Иванов», «Скучная история», «Три го­да», «Ионыч» и др.. И в повести «Палата № 6» Чехов имел в виду ие только теоретическую проблему о не­правоте безучастного отношения к жизни, но и проб­лему социально-генетическую — о социальных источ­никах, вызывающих и питающих подобное отноше­ние.

Мысли Рагина осуждаются, осуждается в нем и мо­рально-эгоистическая подоснова этих мыслей, но более всего осуждается жизнь, жертвой которой он стал, жизнь, потушившая в нем желания, закрывшая перед ним духовные горизонты, оставившая его, честного и доброго человека, одиноким и бессильным среди пошло­сти, грубости и моральной нечистоты. Поэтому Рагин во всех подробностях повести выступает не только как об­личаемое лицо, но и как фигура трагическая. Вина его в том, что он оказался слаб и, как Громов, был раздав­лен жизнью. «И как не философствовать этой мелюзге, если она ие удовлетворена,— говорит он Громову.— Ум­ному, образованному, гордому, свободолюбивому челове­ку, подобию божию, нет другого выхода, как идти лека­рем в грязный, глупый городишко, и всю жизнь банки, пиявки, горчишники! Шарлатанство, узость, пошлость!..» «Слабы мы, дрянные мы... И вы тоже, дорогой мой. Вы умны, благородны, с молоком матери всосали благие порывы, но едва вступили в жизнь, как утомились и за­болели... Слабы, слабы».

В таком истолковании источников внутренней дра­мы Рагина с его дурной философией и Громова с его сумасшествием присутствует осуждение не только без­нравственности как это было бы у Толстого, но и всей темноты умственного невежества, духовной тупости и рабской жизни подавляющей массы населения, где не­многие люди с духовными запросами гибнут в одиноком бессилии. В этом призыве к культуре в ее са­мом широком содержании состоит отличие Чехова от Толстого.