И после Бородинского сражения, и после оставления Москвы Кутузов долго находится в постоянной и мучи­тельной тревоге. Следовательно, о том, что Кутузов на­перед «прозревает» ход н результат событий, никакой речи быть не может.

Не может быть речи и о том, что Кутузов у Толстого постигает волю «провидения» в ее конечных провиден­циальных целях. Там, где Толстой говорит о необозри­мой многопричинности событий и конечной «таинствен­ности» воли «провидения» в истории, в этом контексте Кутузов ничем от других людей не отличается, он в этом случае становится в ряд со всеми участниками со­бытий, в том числе и с Наполеоном, и с Александром, и с простым солдатом, и с московской барыней, по своим мотивам выезжавшей из Москвы.

Кутузов выделен Толстым в том отношении, что «один в противность мнению всех мог угадать так верно значение народного смысла события» и «ни разу во всю свою деятельность не изменил ему». Иначе сказать, не о конечном, общемировом прозрении Кутузова идет речь у Толстого, а о прозрении, взятом в пределах «общего», но лишь национально-исторического «народного» значе­ния. Об этом и говорит Толстой, когда утверждает, что Кутузов одни понимал тогда «весь громадный смысл события».

С этой особенностью Кутузова как «великого челове­ка» в романе сочетается присущее Кутузову верное нравственное чувство. О связи этой черты Кутузова с общей философско-исторической концепцией Толстого бу­дет речь несколько ниже.

Вопрос об источниках философско-исторических взглядов Толстого пока мало изучен. В специальной литературе было высказано мнение, что философско-исторические взгляды Толстого, выраженные им в рома­не «Война и мир», явились результатом непосредствен­ного влияния на него главным образом со стороны М. Погодина и С. Урусова. Едва ли это так.

Тем лицам, которые в период работы Толстого над романом были его личными собеседниками по вопросам истории М. Погодин, П. Бартенев, Ю. Самарин, С. Уру­сов, С. Юрьев, его концепция стала известна только тогда, когда она у него уже сложилась, когда в основной части его исторические рассуждения были уже написаны и даже напечатаны в IV томе романа, вышедшем в се­редине марта 1868 года, и в статье «Несколько слов по поводу книги «Война и мир», помещенной в «Русском архиве» в том же марте 1868 года. По поводу этой статьи М. Погодин обратился к Толстому 21 марта 1868 года с письмом: «Вчера прочел Ваше объяснение Несколько слов.... Вас занимает старый извечно но­вый вопрос о предопределении и libre arbitre, свободе и необходимости. Это есть тайна истории... Посылаю Вам книжицу, изданную мною 30 лет назад... Прочтите и скажите Ваше мнение: она для Вашей мысли представит несколько замечаний». На это письмо Толстой ответил: «Меня очень обрадовало Ваше письмо... Мысли мои о границах свободы и зависимости и мой взгляд на исто­рию не случайный парадокс, который на минуту занял меня. Мысли эти плод всей умственной работы моей жизни и составляют нераздельную часть того миросо­зерцания, которое бог один знает какими трудами и страданиями выработалось во мне и дало мне совер­шенное спокойствие и счастье... За книгу благодарю. Прочту н уверен, что найду подтверждение своего взгляда».