В каждой из этих пьес вскрывается полное «отменение личности», по преимуществу женской личности, при

Явном сочувствии к ее подчиненному, безвыходному по­ложению и при явном обнажении трагической стороны в тех слепых понятиях и обычаях, которые обрекали женщину на полный отказ от своей воли.

Отчаянное положение Марьи Андреевны, Любови Гордеевны, Даши представлено Островским без всяких смягчений. Островский увидел это привычное, приятное для всех, обычаем узаконенное уничтожение женской личности и в своем освещении нисколько не преумень­шил ужаса этого положения. Самое усмотрение этого жизненного драматизма как бытового явления состав­ляет принадлежность идейной обстановки 40-х годов и в источнике восходит к критическим идеям Белинского и Герцена.

Поиски же оздоровительных начал, положительные рецепты, направленные к тому, чтобы исправить зло, являлись в этих пьесах утопическими, неверными, ложными и по объективному значению даже реакци­онными.

Критически поставленные вопросы Островский на этом этапе решал в духе того «идеала», о котором писал Ап. Григорьев. Оздоровляющее начало указывается лишь в побеждающей силе добрых чувств. Разрешающий ис­ход жизненной драмы в этих пьесах осуществляется добрым чувством обиженных, до конца сохраняющих любящую безропотность и действующих на окружаю­щее зло лишь силою великодушия и переменами в ду­ше обидчиков, в нравственном существе которых про­буждаются добрые чувства.

При этом наибольшая высота, сохранность и све­жесть нравственных чувств приписывается среде, наи­более связанной с традициями нетронутой старины. И наоборот: замутнение и забвение чистых непосредст­венных человеческих чувств представляется как резуль­тат отрыва от исконных начал под воздействием грубых страстей и соблазнов внешней культуры. Таким образом, улучшение намечается не в преодолении обветшалых форм жизни, а в их сохранении. Критика нравов ищет