Если у Островского в изображении людей нет той концентрации, как у Гоголя, то это вовсе не значит, что у него совсем нет никакой концентрации. У него есть своя концентрация. В чем же она состоит? У Гоголя был свой познавательный и целеустремленный отбор явлений у Островского свой. Но у того н другого был отбор. Без отбора нет н мысли, так же, как без мысли нет отбора. В чем же состояла эта запрашивающая мысль, которая определяла для того и другого писате­ля своеобразие их активного кругозора в наблюдени­ях над жизнью?

Разграничительную черту между Гоголем н Остров­ским надо искать в их: художественно-познавательных установках, сообщающих качественное единство в сло­жении событий у одного в отличие от другого.

Отношение творчества Гоголя к творчеству Остров­ского в основном аналогично тому положению, какое занимал Гоголь по отношению к натуральной школе. Все, что в художественном методе Гоголя воспринима­лось и разъяснялось Белинским как ценнейшее дости­жение и что явилось основополагающим фондом для натуральной школы, все это в полной мере разделяет и Островский. С другой стороны, и то принципиально но­вое, что в натуральной школе стало преобладающим, а у Гоголя находилось в зародышевом виде «Шинель», у Островского заняло ведущее и центральное место.

Островский воспринял реализм Гоголя, его внимание к обыкновенным, наиболее постоянным формам дейст­вительности, к быту, к человеческой ежедневности, к тем формам психики, которые являются принадлежно­стью людской массы.

Вслед за Гоголем Островский продолжал обличи­тельное, критическое направление в русской литературе. Воспроизводимая им действительность освещается со стороны ее несовершенства, уродства и несоответствия тем идеалам, которые подсказываются требованиями нормального, духовно-живого, разумного и здорового че­ловеческого существования.