После выхода IV тома «Войны и мира» в 1868 году Богданович с высоты «науки» презрительно отозвался о «разногласии с историками» в романе «Война и мир» и о «верхоглядстве» автора этого романа. Немного позднее тоже от имени «науки» А. Витмер обличал Тол­стого в плохой осведомленности и особенно рекомендо­вал ему изучать Богдановича, «сочинение которого», по его словам, «вместе с Шамбре и Бернгарди может по справедливости считаться главным источником для изучения эпохи 1812 года».

В черновиках «Войны и мира» имеются замечания о сочинении Богдановича, где Толстой говорит о его меха­нической компилятивности и, в частности, о слепом сле­довании книгам Бернгарди. Приводя слова Богдановича о том, что Кутузов ничего не делал для разгрома убе­гающих французов и тем самым ослаблял нравственное влияние русских войск, Толстой далее записал: «Слово в слово это странное место переписано из Bernardi... У Bernardi это сказано для того, чтобы показать, что французское войско еще было в тех же кадрах... и что слава покорения Наполеона принадлежит немцам. И странная натяжка эта у Bernardi понятна, но в кни­ге, по высочайшему повелению написанной, не узнаешь другой причины этой переписки, как то, что хорошо в умной книге написано, дай и я напишу». «В позорной книге, заместившей по времени даровитое произведение Михайловского-Данилевского, нет ни одной мысли, кроме того, что стратегия и тактика — очень полезные науки, так как их учат в большом доме и за большие деньги, и ни одной страницы, которую нельзя было бы заменить выпиской — смотри Тьера, Михайловского-Да­нилевского, Bernardi и т. д.».

Отмечая противоречивое и разное отношение к Куту­зову в «науке» и в народе, Толстой в «Войне и мире» стремился осуществить «научное» осознание величия Кутузова в соответствии с непосредственным народным чувством. Для этого ему нужно было преодолеть лож­ную трактовку, которую ои встречал в наиболее приня­тых тогда книгах и материалах. В противоположность предвзятым представлениям о «бездеятельности» и «не­способности», о которых говорили Вильсон, Беннигсен, Чичагов, Клаузевиц, Бернгарди, Богданович и другие, Толстой раскрывал во всем поведении Кутузова дея­тельную сущность и присутствие разумного и высокого принципа.

Если, по словам Клаузевица, роль Кутузова в Боро­динском сражении равнялась «почти нулю», если Бог­данович писал, что во время Бородинского сражения Кутузов находился в отдаленном месте от битвы и «не мог иметь непосредственного влияния на ход сраже­ния», то у Толстого Кутузов в Бородинском сражении, как было уже сказано выше, при внешнем спокойствии, напряженно и сосредоточенно следил за ходом сраже­ния и влиял на него в том, что для успеха он считал наиболее важным.