Сравним Жюльена и Левина. Основными, стержне­выми моментами в концепции личности Левина, несо­мненно, являются, во-первых, его отношения к женщи­не, его семейственность, выраженная в особых чертах, которыми эта любовь противопоставлена любви Врон­ского и Анны и самой Анны к Вронскому; во-вторых, нравственный склад его натуры, чем он противопостав­лен таким лицам, как Вронский, Облонский, Кознышев, Катавасов и др. Однако и любовь к Кити, и моральные искания в Левине живут не изолированно: и то и дру­гое дано не только в непрерывном взаимном соотноше­нии, но и в непрерывном взаимодействии с множеством бесчисленных обрамляющих мелочей, с которыми его личность входит в общий уклад ежедневного быта. Лю­бящий Левин не перестает быть хозяином-помещиком. Он всегда, в каждый момент находится в кругу малень­ких событий, ежедневных очередных забот, радостей, желаний, планов и огорчений. Толстой стремится охва­тить весь поток данного состояния. Поэтому рядом с любовью к Кити ои не забывает очертить множество точек и пятен в сознании Левина, как будто бы посто­ронних для его чувств к Кити. но с которыми эти чув­ства живут рядом, входят в их массу, изменяются вме­сте с ними, звучат не отдельно, а как их общая часть и через это получают конкретную наполненность и мно­гообразную бытовую выраженность.

У Вронского, в свою очередь, любовь к Анне переме­жается и в каждый момент совмещается с множеством текущих второстепенных и, казалось бы, далеких фак­тов, волнений, огорчений, привычек и соображений. Врон­ский и Анна, Вронский и его мать. Вронский и его сест­ра. Вронский и его приятели Яшвин и Петрицкий, Врон­ский и Струговщиков — все это присутствует в нем вся­кий раз не в качестве обособленных эпизодов, а как сплетение, сплошной сгусток нитей и импульсов, толпя­щихся в его сознании, взаимно проникающих друг в друга, задерживающих, осложняющих и направляющих основной поток его порывов и в то же время состав­ляющих собою сложнейшую ткань какого-то целостно­го единства этого образа. Даже Анна, нарисованная, казалось бы, в исключительной сосредоточенности на чувствах к Вронскому, Мужу Й сыну, все же во множе­стве наполняющих каждую сцену мелочей открыта чи­тателю в атмосфере какой-то многосторонней и сложной жизни. Анна у Облонских, Анна у Бетси, Анна в об­ращении с мужем, с сыном, с знакомыми, Анна наеди­не с собой — все это дано в ярких сценах во взаимном столкновении и совмещении и с непрерывным привлече­нием бегущих обиходных мелочей. И читатель, не откло­няясь от главного, видит Анну как бы во всей исчер­панности ее существа. Таким образом, выделенность образа из общей ткани жизни нивелируется и устра­няется.