Андроник в изображении Хониата — отнюдь не наме­стник божества. И в то же время он не слуга диавола, не Антихрист, не воплощение космического зла. Его об­раз (как и образы других византийских императоров) десакрализован: перед нами встает человек, несомненно одаренный, мужественный, пренебрегавший болезнями и физической усталостью, но вместе с тем развратный, че­столюбивый, безжалостный, лицемерный. От культа им­ператорской власти не остается и следа. Хониат прямо сме­ется над теми, кто поддерживал императорский культ. С иронией говорит он об Иоанне Айофеодорите, который всегда устремлял глаза на лик государя и принимал его повеления, словно выражение высшей воли.

Одна любопытная черта — отношение Хониата к сим­волике цвета, к «царским» цветам. Средневековье вообще склонно было обнаруживать высший («символический») смысл в фактах, казалось бы, ординарных, в обыденных явлениях. Византийцы разработали сложную систему сим­волов, и в ней важное место принадлежало истолкованию цветовой гаммы. Цвета разделялись на высшие и низшие, причем золото и пурпур считались специфически царски­ми цветами: только император мог носить пурпурные с о ноги, только государь подписывался пурпурными чер­нилами.

Традиционная символика «императорского» цвета раз­рабатывается Хониатом в его официальных сочинениях — в речах. Он прославляет Исаака Ангела, который кровью побежденных варваров окрасил реку Мораву и своим грозным копьем, словно каламом, погруженным в эти алые чернила, подписал грамоту об освобождении от вар­варов, начертав им «багряную смерть» (гомеровское вы­ражение—см. «Илиада», V, 83). И в «Истории» нередко пурпурные чернила сопоставляются с кровью: Мануил I пурпуром царских чернил, словно кровью, отогрел и ожи­вил законодательство Никифора Фоки о монастырском землевладении. Но иногда тот же образ приобретает в «Истории» противоположное значение или, во всяком случае, противоположную оценку. Мануил I посылает грамоту об аресте Андроника Комнина, грамоту, не за­бывает добавить Хониат, подписанную пурпурными чер­нилами. И затем продолжает: пожалуй, глаза Андроника, окрасились бы кровью или он познал бы «багряную смерть», если бы послание государя пе попало ему в руки. Юный Алексей II подписывает грамоту о казни матери «попросту каплями материнской крови». Пурпур чернил Андроника I грозит нарушителям его повелений пролитием не слез, а крови. Его пурпурная одежда ка­жется Хониату обрызганной кровью. Здесь те же обра­зы, та же аллюзия на Гомера с его «багряной смертью». Но кровь-то не варварская, п пролитие ее пе вызывает восторга историка: императорский пурпур переплетается в его представлении с кровавой жестокостью царского произвола.