Желание обладания встречает сопротивление и про­тиводействие и со стороны самой Настасьи Филипповны см. выше. Невозможность обладать любимым, быть причастным к нему, обратить душу его на себя, созна­ние своей отверженности в Рогожине отзывается злобой к любимому. И здесь чем сильнее любовь, тем сильнее н ненависть: «Он до того меня любит, что не мог не возненавидеть меня». «Твою любовь от злости не отли­чишь... Ненавидеть будешь очень ее за эту же тепереш­нюю любовь...» В основе здесь та же самая ситуация, что у Ипполита и Настасьи Филипповны: злоба, как ре­акция личного начала на отверженность от любимого. Ревность трактована, как слитие в одном чувстве люб­ви и злобы к любимому. И как во всех этих случаях, безмерность любви вызывает безмерность злобы.

Рогожин в Настасье Филипповне ощущает молитвен­но покоряющий, нежный свет. Автор сопоставляет его чувство с ощущением божества: «Рогожин задал свой вопрос как потерянный, как божеству какому-то...» Тот же мотив положен в рассказе Рогожина о посещении Настасьей Филипповной его дома. Когда Настасья Фи­липповна на мгновение повернулась к нему своей под­линной душой, без принятого тона вызова и ложного бравирующего «беспутства», Рогожин приник в тихом умилении и тоске о своем несовершенстве. «Она ведь со мной все про вздоры говорит али насмехается»,— рассказывает он Мышкину. И Рогожин знает, что не вся она в этих вздорах н насмешках, и не «вздоры» в ней любит, не о «вздорах» тоскует, когда думает о сбли­жении с ней. «Вот эту книгу у меня увидала: «Что это ты, «Русскую историю» стал читать? А она мне н сама как-то в Москве говорила: «Ты бы образил себя хоть бы чем, хоть бы «Русскую историю» Соловьева прочел, ничего-то ведь ты не знаешь». Это ты хорошо, сказала, так и делай, читай. Я тебе реестрик сама напишу, какие тебе книги перво-наперво надо прочесть; хочешь или нет?» И никогда-то, никогда прежде она со мной так не говорила, так что даже удивила меня; в первый раз как живой человек вздохнул» курсив мой.— А. С..

Мышкин размышляет о Рогожине обычный прием авторской экспликации: «Он говорит, что любит ее не так, что в нем нет сострадания, нет «никакой такой жа­лости»... он на себя клевещет. Гм, Рогожин за книгой,— разве уж это не «жалость», не начало «жалости»? Раз­ве уж одно присутствие этой книги не доказывает, что о« вполне сознает свои отношения к ней курсив Досто­евского.— А. С.? А рассказ его давеча? Нет, это по­глубже одной только страстности».