Около половины прошлогоднего 1875 лета я засел в моей комнате; не абсолютно безвыходно, но почти без­выходно. Я выходил раз в месяц на полчаса отдать день­ги двум старухам за обед и за молоко. Только. И по­немногу довел дело до того, что перестал принимать в свою комнату кого бы то ни было, кроме якута, подаю­щего мне самовар и обед и не умеющего говорить по-русски а я по-якутски не знаю ни одного слова...

И более чем полгода добровольно просидел в оди­ночном заключении, более строгом, чем правила, какие соблюдались при мне в Алексеевском равелине.

Это — для доказательства, что я серьезно говорил и повторяю: все, что нужно для печатания моих произве­дений, я готов исполнять и имею силу исполнить» XIV. 630—631.

При том же письме к А. Н. Пыпину, посланном опять через якутского губернатора, Чернышевский, очевидно, еще надеясь на выполнение своего желания, опять по­слал Пыпину «Гимн Деве Неба» и стихотворение «Из Видвесты». Результат был тот же. Посылаемое Черны­шевским из недр III Отделения не выходило.

Некоторые следы того, что Чернышевский писал в эти годы, остались в виде результатов тех полицейских обысков, каким в Вилюйске он подвергался неоднократ­но. 30 декабря 1873 года обыск у Чернышевского был произведен полковником Купенко по поручению ге­нерал-губернатора Восточной Сибири Синельникова, по­лучившего анонимное письмо с сообщением об имею­щемся будто бы намерении Лопатина, Утина и Бакунина освободить Чернышевского. В одном из дел департа­мента государственной полиции о Чернышевском сохра­нились копии нескольких литературных отрывков, отоб­ранных при обыске. Здесь имеется несколько вариантов «Очерков содержания всеобщей истории человечества», отрывок под заглавием «Рассказы А. М. Левицкого. Рас­сказ первый. В гостиной, за чайным столом», отрывок без заглавия, начинающийся словами: «Очаровательна люби­мица вечно-весеннего солнца», и текст «Гимн Деве Неба».