А. М. Скабичевский общим для Гоголя и Островско­го считал лишь то, что оба они брали материал для сво­его творчества «из обыденной, серенькой русской жиз­ни, из среды мелкого люда. Но далее между ними ле­жит пропасть». Островский бесстрастно и спокойно изо­бражает своих героев; он «не только не смеется над ни­ми своими героями.—- А. С., а совсем отсутствует в сво­их пьесах, и действующие лица говорят и действуют словно помимо его воли, как бы они говорили и дейст­вовали в самой жизни». Пьесы Островского, пишет далее А. Скабичевский, «ничего более, как объективно-бес­пристрастные представления жизни без малейшего по­буждения что-либо осмеять или оплакать». Подобно Пи­мену Пушкина, Островский «спокойно зрит на правых и виновных, не ведая ни жалости, ни гнева».

И рядом с этим, не замечая своей непоследователь­ности, А. Скабичевский здесь же говорит, что Остров­ский «ни одного нового направления и веяния не упус­кал из виду», что в «Семейной картине» н в «Своих лю­дях...» «отношение его к изображаемым московским ку­печеским нравам является отрицательным», а в пьесах «Не в свои сани не садись» и «Бедность — не порок» «наибольшую симпатию возбуждают люди, не тронутые западною цивилизациею», что более поздними пьесами Островский «принимал живое и горячее участие в де­мократическом движении шестидесятых годов».

Позднее к общим местам об «объективности» и «спо­койствии» Островского, в отличие от «страстности» и «гиперболичности» Гоголя, прибавились столь же об­щие замечания о его большей близости к Пушкину, поэму, будто бы одаренному тем же «спокойствием» и Пото­му для Островского и более созвучному. Гоголю, писал Б. В. Варнеке, мир «представляется галереей, где собра­ны не то страшные призраки, не то уродливые искажен­ные хари. Островский, видя и эти уродства жизни... заме­чает и утеху глаз — лазоревые цветы жизни и усердно изо­бражает их в своих пьесах, тогда как для Гоголя они бы­ли густо заслонены постоянными тучами его больной ду­ши. Поэтому Гоголь бежит от мира, а Островский прием­лет его с тем спокойствием, которое в нашей литературе свойственно, кажется, одному только Пушкину, наиболее близкому из всех наших писателей к Островскому».