В конкретно-исторических условиях русской действи­тельности 80—90-х годов в обстановке злейшей полити­ческой реакции и произвола эти чувства получили осо­бое обострение: ими были охвачены широкие круги русской интеллигенции, переживавшей в эту пору состоя­ние тяжелой общественной бесперспективности. Чехов чутко видел эти изломы и болезни социального бездо­рожья русской интеллигенции накануне революции. По­этому, как отражение одного из существенных жизнен­ных противоречий, тема об индивидуальной неустроен­ности, об одиночестве, об отсутствии полноты и осмыс­ленности в жизни людей занимает такое важное место в чеховском построении драматического конфликта. Од­ной из существенных особенностей пьес Чехова являет­ся множественность перекрещивающихся и сплетающих­ся драматических линий. Почти каждый персонаж в пьесах Чехова имеет свою драму и, общаясь с людьми, ощущает себя среди них одиноким. В «Вишневом саде» эта сторона лишь наиболее заострена в силу специфики той проблематики, какая присуща этой пьесе.

Традиция прежних пьес Чехова в «Вишневом саде» присутствует не как механическое наложение и случай­ное совмещение несовместимого, а как результат общ­ности основных убеждений, в каких осмысливалась жизнь Чеховым прежде и теперь. Новые явления дейст­вительности, отраженные в «Вишневом саде», восприни­мались и осмысливались Чеховым в перспективе тех же обобщающих понятий и с точки зрения тех же ожида­ний, какие ему были свойственны и раньше.

Научить людей тому, как, какими путями жизнь дол­жна быть перестроена, чтобы сделаться «прекрасной, изумительной», Чехов не мог. В его пору создавалась и уже выступала в первых боях реальная сила рабочего класса, могильщика старого мира и созидателя новой жизни. На опыте многочисленных и расширявшихся ста­чек в рабочем классе крепли чувства классовой соли­дарности, смелости, стойкости, закалялся героизм в борьбе с эксплуататорами. Чехов этой реальной силы не знал, не останавливался на ней мыслью, н суждения о ней не мог иметь.