Наконец день поездки был назначен. Туля, возбужденная и красивая,впервые в своей жизни собиралась в столь далекое путешествие. Неопытная втаких делах, она собрала в свои чемоданы столько ерунды и дряни и столькопростынь, полотенец и шляпок, что все это нужно было нести по крайней меретрем носильщикам.Василек, не менее взволнованный предстоящей поездкой, суетился инервничал.
Его здоровье было прекрасным, и он никогда еще не чувствовал такойбодрости и прилива энергии. Небольшой шум в голове он приписывал волнениямпоследних дней.Любовь его к Туле не ослабевала. И, кроме любви, он чувствовал к нейблагодарность - ему казалось, что эта девочка возвратила его молодость.Накануне отъезда вдруг пришла записка от Лиды. Василек, прочтя записку,страшно побледнел и стал ходить по комнате, обхватив свою голову руками.Туля иронически и недоброжелательно смотрела на него, ожидая, что онсейчас отменит поездку или что произойдет сейчас еще что-нибудь, болеехудшее. Привыкнув к неожиданностям своей жизни, она была готова ко всему.Но Василек, взяв себя в руки, сказал, что все пустяки, все пройдет ивсе обойдется.В записке Лида писала, что его сын Николай умер в больнице послеоперации.Василек, поцеловав Тулю, сказал ей, что они тем не менее едут завтра ичто нет той силы, которая остановит их.Через час они продолжали сборы как ни в чем не бывало.Наконец наступил день отъезда.В отдельном купе они выехали из Ленинграда в Севастополь.Василек был счастлив и радостен. Он восторженными глазами смотрел наТулю, говоря, что, кроме нее, вся остальная жизнь померкла для него.
Они приехали в Севастополь и на пароходе выехали в Ялту.Девушка впервые видела юг и теперь, восторгаясь природой, вскрикивала,показывая пальчиком то на величественные горы, то на необычайные облака. Василек объяснял ей все, что полагается, и таял от радости и счастья.Много раз он был тут, все, казалось, уже стерлось в его воображении, носейчас он как бы новыми глазами глядел на все, восхищаясь не менее, чемвосхищалась она.Они приехали в Ялту и остановились в гостинице, в комнате, выходящей наморе.Первые дни невозможно описать - настолько все было необыкновенно хорошои замечательно.Они утром, обнявшись, выходили на балкон и, целуясь, восторгалисьнеземными красотами природы.И теперь, вспоминая свои молодые годы, он почти не видел разницы.
Напротив, многое сейчас казалось ярче и дороже и даже таким, каким онникогда не видел.Его несколько беспокоили легкие головные боли и непрестанный шум вушах. Но он позабывал об этом в присутствии Тули.Через несколько дней Туле, однако, надоели картины природы и чрезмернопылкая любовь профессора.Она сидела теперь на балконе в некоторой меланхолии, капризничая ираздражаясь еще больше, чем всегда.Василек пытался занять ее разговорами о том о сем. Он рассказывал ей озвездах и планетах, но она не проявляла никакого интереса к далеким мирам.Она ходила по земле двумя ногами, и все, что было далеко и недостижимо, ееничуть не трогало и даже не забавляло.Она вставляла глупые и даже ехидные фразы в его астрономическиерассуждения, спрашивая о таких вещах, о которых науке было неизвестно,- олюбовных делах на других планетах, о шелковых тканях и о том, что быслучилось, если бы она, величественная в своей красоте, появилась бы в иноммире.Нет, ее не слишком-то интересовала эта чушь и детские сказки. Ей былоскучно вдвоем сидеть на балконе. Она начала ныть и скулить, говоря, что ейхочется танцев, заслуженного успеха и прекрасных экипажей.Она начала флиртовать с молодыми людьми на пляже и в столовой. Онаначала снова наряжаться и выходить к обеду подкрашенная и подведенная.Молодые люди, принимая профессора за ее отца, довольно недвусмысленноподходили к Туле с разговорами и предложениями погулять.Василек не препятствовал прогулкам и, воспользовавшись ее отсутствием,отдыхал на кровати, надеясь, что спокойствие утихомирит шум в голове.Он чувствовал себя исключительно хорошо, но неистовый шум и звон в ушахзаставлял его думать о том, что происходит что-то не совсем благополучное.
Он приписывал это морским ваннам и купаньям и отчасти тому режимумолодости, который он вел в течение почти полугода. Он давал себе слово бытьболее осторожным и не ходить в далекие прогулки по горам.Однажды, придя к себе в номер после морских ванн, он неожиданно засталТулю в объятиях какого-то молоденького инженера. Свет померк в его глазах.Он сказал: "Ах, Туля!"-и, судорожно хватаясь руками за дверь, упал.
Плача и причитая, Туля бросилась к нему. А молодой мужчина, поправляягалстук и бормоча: "Пардон, пардон", выбежал из комнаты.Был позван коридорный, который положил Василька на диван.Был приглашен врач, который сказал, что у профессора удар, быть можетнезначительный и несерьезный.Василек лежал, неподвижный, на диване. У него отнялась правая частьтела, и он не мог говорить.Он умоляющими глазами глядел на Тулю и разводил левой рукой, как быговоря, что вот, мол, какое произошло несчастье.Через два дня ему стало лучше, и он с трудом мог произнести несколькослов. Эти первые слова были: - Вез'ыте д'ом'ой...