Давненько я не праздновал Рождества.В последний раз это было лет семь назад.Перед самым Рождеством выехал я к своим родным в Петроград. Мне неповезло: на какой-то пустяковой станции пришлось ночевать. Поезд опаздывалчасов на двенадцать.А станция была действительно пустяковая -- не было даже буфета.Сторож, впрочем, хвалился, что буфет "обнакновенно есть, но покеда", послучаю праздников -- нет. Утешение было среднее.На этой станции нас, горемычных путников, было человек двенадцать. Тутбыл и какой-то купец-рыбник с бородой, два студента, и какая-то женщина встаромодной ротонде, с двумя чемоданами, и прочий неизвестный мне люд.Все покорно сидели за столом в маленькой зальце, и только в купцебушевала злоба. Он вскакивал из-за стола, бежал в дежурную, и нам былослышно, как голос его злобно повизгивал и повышался. Кто-то из начальстваотвечал спокойно:
-- Не могу знать... В восемь утра... Не раньше.
Среди пассажиров был еще очень опрятного вида старичок в шубке и в высокой меховой шапке. Сначала старичок, добродушно посмеиваясь, утешал пассажиров, ласково глядя им в глаза, потом принялся подпевать тихим козлиным тенорком: "Рождество твое, Христе боже наш". Это был старичок совершенно набожного вида. Добродушие и кротость были заметны во всяком его движении. Он сидел на стуле и, покачиваясь в такт, пел "Рождество твое". Но вдруг сорвался со стула и исчез со станции... Через несколько минут он вернулся, держа в руке еловый сучок.
-- Вот!--сказал старичок с восторгом, подходя к столу. -- Вот, милостивые государи, и у нас елка.
И старичок принялся втыкать елку в графин, тихо подпевая: "Рождество твое, Христе боже наш".
-- Вот, милостивые государи, -- снова сказал старичок, несколько отходя от стола и любуясь своей работой. -- В этот торжественный день, по чьим-то грехам, вынуждены мы тут сидеть яко благ, яко наг...
Пассажиры с неудовольствием и раздражением смотрели на суетливую фигурку старика.
-- Да, -- продолжал старичок, -- по чьим-то грехам. .. Православные христиане, этот торжественный день мы, конечно, привыкли проводить среди своих друзей и приятелей. Мы привыкли смотреть, как наши маленькие детки прыгают в неописуемом восторге вокруг рождественской елки... Нам нравится, милостивые государи, по человеческим слабостям, откушать в этот день и ветчинки с зеленым горошком, и кружок-другой колбасы, и ломтик гуся, и рюмашечку чего-нибудь этого. ..
-- Тьфу! -- сказал рыботорговец, с омерзением глядя на старичка.
Пассажиры задвигались на стульях.
-- Да, милостивые государи, -- продолжал старичок тончайшим голосом, -- привыкли мы проводить этот день в торжестве, но если нет, то не пойдешь против бога.. . Говорят, тут неподалеку существует церковка... Пойду я туда.
.. Пойду, милостивые государи, пролью слезу и поставлю свечечку. ..
-- Послушайте, -- сказал торговец, -- а может, тут чем разжиться можно? Может, в самом деле, тут этово... ветчинки раздобыть можно? Ежели расспросить.
-- Полагаю, что можно, -- сказал старичок, -- за деньги, милостивые государи, все можно. Ежели собраться...
Купец вынул бумажник и, хлопнув об стол, стал отсчитывать. Пассажиры с радостью заворочались на стульях, вытаскивая свои деньги. .. Через несколько минут, подсчитав собранные деньги, старичок с восторгом объявил, что хватит за глаза и на еду и на питье и на прочее.
-- Только вы недолго, -- сказал торговец.
-- Поставлю свечечку, -- сказал старичок, -- пролью слезу, расспрошу у православных христиан, где купить, и назад... За кого, милостивые государи, поставить свечечку?
-- Поставьте за меня, -- сказала женщина в ротонде, роясь в кошельке и протягивая деньги.
Денег от нее старичок не взял.
-- Нет, сударыня, -- сказал он, -- позвольте уж мне из своих скромных средств сделать христианское дело. За кого еще?
-- Ну и за меня тогда, -- сказал купец, пряча свой бумажник.
Старичок кивнул головой и вышел. "Рождество твое, Христе боже наш", -- услышали мы его голос.
-- Какой божественный старичок!--сказал торговец.
-- Удивительный старичок, -- поддержал кто-то. И пассажиры с восторгом стали рассуждать о старичке.
Прошел час. Потом два. Потом часы пробили пять. Старичок не шел. В семь часов утра его тоже не было. Половина восьмого -- подали поезд, и пассажиры бросились занимать
места. Поезд тронулся.
Было еще темновато. Вдруг мне показалось, что за углом станции мелкнула знакомая фигура старичка. Я бросился к окну. Старичок скрылся.
Я вышел на площадку -- и вдруг явственно услышал знакомый козлиный тенорок: "Рождество твое, Христе боже наш". Это было мое последнее Рождество. Сейчас к религии я отношусь как-то скептически.