12. Комическая модернизация

Зощенковский герой-рассказчик часто обнару-

живает свои узкий кругозор, рассуждая о жизни и событиях, отдаленных от его собственного бы­тия во времени или пространстве. Повествуя о чужой жизни, он рассматривает ее в контексте своего собственного быта, как если бы все со­бытия происходили не где-то и когда-то, а сей­час, в его государстве, в современной ему дейст­

вительности. Прием комической модернизации, который используется для создания комическо­го эффекта, состоит в наложении матрицы совре­менной мещанской ментальности на действи­тельные или мнимые исторические события. Например, о жизни царя герой рассуждает так, как будто речь идет о жильце коммунальной квартиры:

этом году в Зимнем дворце разное царское барахлишко продавалось. Музейный фонд, что ли, этим торговал. Я не знаю, кто.

с Катериной Федоровной Коленкоро­вой ходил туда. Ей самовар нужен был на десять персон.

Самовара, между прочим, там не оказа­лось. Или царь пил из чайника, или ему носили из кухни в каком-нибудь граненом стакане, я не знаю, — только самовары в продажу не поступили.

Царские сапоги

другом примере герои рассуждает о жизни Пушкина в следующей форме:

Голубчик, — говорит, — прямо, — гово-

рит, — некрасиво, с вашей стороны лошадей в Пушкинский сад выпущать. Пушкин, говорит, — из этих окон, может быть, в свое время любовался и окурки бросал, и вдруг тут же лошадь кусты жрет.

Поэт и лошадь

Аналогичная техника используется и в тех слу­чаях, когда герои излагает свое представление о жизни в зарубежных странах:

Говорят, граждане, в Америке бани от­личные.

Туда, например, гражданин приедет, ски­нет белье в особый ящик и пойдет себе мы­ться. Беспокоиться даже не будет — мол, кража или пропажа, номерка даже не возь­мет.

Ну, может, иной беспокойный америка­нец и скажет банщику:

Гут бай, дескать, присмотри. Только и всего.

Помоется этот американец, назад придет, а ему чистое белье подают — стиранное и глаженное. Портянки небось белее снега.

Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!

Баня 

Зачастую Зощенко ради иронии сам надевает

маску своего рассказчика и уже от автора модер­низирует действительность. При этом природа ко­мического эффекта остается той же. Вот, напри­мер, как описываются приготовления к свадьбе немецкого герцога с русской княжной:

приехал в то время в Россию немецкий герцог, некто Голштинский...

Он прибыл в Россию с тем, чтобы женить­ся по политическим соображениям на доче­ри двоюродного брата Ивана 1У..„

Вот он приехал в Россию, и, поскольку все уже было письменно оговорено, сразу же назначили свадьбу.

Ну, суетня, наверное, мотня. Мамочка бегает. Курей режут. Невесту в баню ве­дут. Жених с папой сидит. Водку хлещет.

Врет, наверно, с три короба. Дескать, у нас, в Германии... Дескать, мы, герцоги, и все такое. 

Голубая книга

Историческое событие в этом отрывке пред­ставлено в чуждом ему ассоциативном контексте русской деревенской жизни.

Комическая бисоциация очень часто строится писателем на фактах и событиях чужой жизни, которые сами по себе ни в коей мере не содержат комизма, а зачастую, наоборот, являются весьма

трагичными. В таких случаях комично не собы­тие как таковое, а ассоциация его с каким-либо другим, хорошо знакомым нам современным ви­дом деятельности или практики. Например, о

трагическом событии — расправе римского дик-татора Суллы со своими политическими врагами повествуется в ключе бюрократической дея­тельности советского начальника, к примеру, директора магазина. Отрубленные головы уподоб­ляются товару, скажем, капустным кочанам, ко­торые можно сортировать по качеству. У дикта­тора есть списки типа накладных, в которых он ставит галочки. Пришедший к нему убийца представлен  нерадивым работником-головотя­пом, без должного внимания относящимся к по­рученному делу:

Сюда, что ли?.. С головой-то... — гово­рил убийца, робко стуча в дверь.

Господин Сулла, сидя в кресле в легкой своей тунике и в сандалиях на босу ногу, на­певая легкомысленные арийки, просматри­вал списки осужденных, делая там отметки и птички на полях. Раб почтительно докладывал:

Там опять явились... столовой... Прини­мать, что ли?

Зови.

Входит убийца, бережно держа в руках драгоценную ношу.

Позволь! — говорит Сулла. — Ты чего принес? Это что?

Обыкновенная-с голова... Как велели приказать...

Велели... Да этой головы у меня и в

списках-то нет. Это чья голова? Господин секретарь, будьте любезны посмотреть, что это за голова.

Какая-то, видать, посторонняя голова, говорит секретарь, — не могу знать... Голо­ва неизвестного происхождения, видать от­резанная у какого-нибудь мужчины. Убийца робко извинялся:

Извиняюсь... Не на того, наверно, напо­ролся. Бывают, конечно, ошибки, ежели спешка. Возьмите тогда вот эту головку.

Вот эта головка, без сомнения, правильная

Она у меня взята у одного сенатора.

Ну, вот это другое дело, — говорит Сул-ла, ставя в списках галочку против имени сенатора. — дайте ему там двенадцать тысяч... Клади сюда голову. А эту забирай к черту. Ишь, зря отрезал у кого-то...

Извиняюсь... подвернулся. Подвернулся... Это каждый настрижет у прохожих голов, — денег не напасешься.

Голубая книга 

Как и любая юморема, комическая модерни­зация может быть воплощением как сатиричес­кого, так и элементарного комизма, как в нашем последнем примере, заканчивающем данный раз­дел. Здесь современные герои-любовники срав­ниваются с литературными следующим образом: 

Но поскольку им, собственно, негде было встречаться, то они, буквально как Ромео и Джульетта, стали встречаться на улице или в кино или забегали в кафе, чтобы переки­нуться нежными словами.

Забавное приключение