Его здоровье  было,  так  сказать,  собственным,  хорошо   продуманным творчеством. Психическую силу воли он считал верховным правителем тела. Автор не  считает идеалом такую жизнь,  похожую  на работу машины. Надо все же сказать, что опыт  Канта  удался, и продолжительная жизнь и громадная трудоспособность его блестяще это доказывают.

Это был изумительный  опыт  человека,  приравнявшего свой  организм  к точнейшей машине.  В этом было, конечно, много справедливого. Но в этом была и ошибка, о которой будем говорить в дальнейшем.

Пастер (1822-1895).  Знаменитый натуралист и  профессор  химии на  40-м году жизни  был  разбит  параличом.  У  него было  кровоизлияние  в мозг  от чрезвычайно  большой,  напряженной  работы,  которая  велась,  так  сказать, запоем, без всякого элементарного соблюдения гигиенических правил.

И -  случай  исключительный и даже беспримерный: он прожил почти до 74 лет.  То есть после удара он прожил  с лишком  30  лет, причем в эти 30  лет отличался  исключительным здоровьем и необычайной нервной  свежестью. Больше того: наиболее  ценные  работы и открытия были сделаны именно в  этой второй половине жизни этого гениального человека.

Биографы вскользь указывают, что Пастер, медленно оправляясь от  удара, обложил себя медицинскими  книгами от домашнего  лечебника  до  Смайльса  и, изучая себя и свою болезнь, шаг  за шагом  сумел возвратить  свое здоровье и молодость. Правда, до конца  жизни Пастер слегка волочил левую ногу, но тут, вероятно,  оставалось механическое  повреждение тканей мозга, и изменить это было не в силах человека.

Гете (1749-1831) так же, как и Кант,  стремился к  точности  и порядку. Так же, как и Кант,  он  не  имел  в  молодости здоровья. И  это здоровье он создал собственной волей и тщательным изучением своего тела.

В 19 лет у него  было кровотечение из легких. В 21 год он был, казалось бы, конченый неврастеник с крайне расшатанным здоровьем и нервной системой. Он не мог  переносить даже  малейшего шума.  Каждый шум приводил его  в бешенство  и  исступление.  Сильные  головокружения и  обмороки  мешали  ему заниматься умственным трудом.

Изучив себя, Гете шаг за шагом вернул и сделал себе блестящее здоровье, которое не  покидало  его почти до конца его продолжительной жизни. (Он умер 82 лет.) Он боролся со своим нездоровьем, со своей неврастенией и с  психической слабостью чрезвычайно настойчиво и обдуманно. Признавая, что хотя бы отвращение к шуму есть не  только физическое, но и психическое состояние,  он стал преодолевать  это  отвращение  несколько, казалось бы, странным, но несомненно  верным путем. Он  приходил в казармы,

где бьют в барабан, и подолгу заставлял себя слушать этот шум. Иной раз он, будучи штатским человеком, шагал вместе с воинскими частями, заставляя себя маршировать под барабанный бой. Чтобы  побороть  свою привычку  к  частым головокружениям,  он  нередко заставлял себя  подниматься  на  соборную  колокольню.  Он  стал  посещать больницы, следил за операциями и этим необычным способом укрепил свои нервы и свою психику и до конца дней остался крепким, мужественным и исключительно

работоспособным человеком. Эти, в сущности, небольшие сведения о его борьбе за здоровье показывают все же и заставляют предполагать, что и в  дальнейшем  была громадная борьба за здоровье и за свою жизнь, при тщательном изучении самого себя. Эта борьба закончилась  полнейшей  победой.  Гете  прожил  до  глубокой старости  и  до

глубокой старости не потерял творческих способностей.

Этот  великий человек был  одним из очень немногих, который,  прожив 82 года, не имел даже дряхлости. "И  когда он  умер,-сообщает  Эккерман,-и  с  него  сняли  платье, чтоб

переодеть, оказалось, что его 82-летнее тело было юношески молодым, свежим и даже прекрасным".

Да, правда, по нашему мнению, Гете пошел на некоторый компромисс. Он не пошел  на борьбу и  сделался  блестящим  придворным  министром, выкинув  всю двойственность, которая, несомненно, расшатывала его здоровье и его личность в молодые годы. Он сделался консерватором и "своим человеком" при герцогском дворе, чего, например, не мог сделать Пушкин. Между прочим, смерть, по мнению Гете, зависит от воли человека. Гете, будучи 68-летним стариком, писал в письме по поводу смерти своего знакомого:

"Вот умер 3., едва дожив до 75 лет. Что за несчастные создания люди - у них нет смелости прожить дольше".

Секретарь Гете Эккерман,  оставивший после себя записки, приводит такой разговор с Гете:

"- Вы говорите о смерти, как будто она зависит от нашего произвола?

- Да,- отвечал Гете,- я часто позволяю себе так думать".

Стало  быть,  как  и  Кант,   Гете  признавал  за  психикой   верховное управление.

"Просто  невероятно,-писал Гете,-какое влияние  может  оказать дух  (то есть  мозг,  психика)  на   поддержание  тела...  Главное,  надо   научиться властвовать над самим собой".

И  однажды, когда Гете заболел,  поранив  палец, он приписал  излечение собственной своей воле:

"Я неминуемо заразился бы гнилой горячкой, если  б не  устранил от себя болезнь твердой  волей.  Просто невероятно,  что может сделать  нравственная воля. Она  проникает  все тело и  приводит его  в деятельность,  которая  не допускает вредных влияний".

Порядок и точность во всем были главные правила поведения Гете. "Вести беспорядочную жизнь доступно каждому".- писал Гете. И, будучи министром, говорил: "Лучше несправедливость, чем беспорядок".

Л. Н. Толстой прожил 82 года. Его длительная жизнь не была случайностью. Он прожил долго не потому, что его жизнь была жизнью графа и помещика - благоустроенная  и обеспеченная. Конечно, это отчасти ему помогло,  но  зато отчасти  это  его  и  губило,   создавая  целый  ряд  противоречий,  которые расшатывали его нервы и здоровье. Как известно,  эти противоречия и  явились причиной его смерти - великий старик, порвав эту барскую жизнь, ушел из дома и вскоре в пути умер.

Обычные представления  о Толстом как  о человеке с прекрасным здоровьем неверны. В молодые  годы он  болел  легкими  и  даже лечился  от начавшегося туберкулеза. А начиная  с 40  лет он страдал тяжелой неврастенией  и большим упадком сил. С этой неврастенией он упорно боролся в течение многих лет. Эта борьба   была   успешна.  Бросив  художественную   литературу  и  занявшись философией,  Толстой  сумел  вернуться  к  прежней  работе,  возвратив  себе потерянные силы.

В период болезни он писал об этом болезненном состоянии своим друзьям и родным. Эти письма удивительно читать, настолько они по своему настроению не совпадают  с  обычным  нашим  представлением  о  Толстом,  который в  75 лет научился ездить на велосипеде  и в 80 лет гарцевал на  лошади и делал на ней рысью по двадцать  верст. Вот, например, он писал Страхову:  "Сплю духовно и не могу проснуться. Нездоров. Уныние. Отчаяние в своих силах. Думать даже  - и к тому нет энергии". Из писем к Фету:

"...Я  был нездоров и  не в  духе  и теперь так же. Нынче чувствую себя совсем больным...   ...Не сплю, как надо,  и  потому  нервы  слабы  и  голова,  и  не  могу работать, писать". Из писем к жене (1869):

"Третьего  дня я  ночевал  в Арзамасе... Было  два  часа  ночи. Я устал страшно, хотелось спать, ничего  не болело.  Но вдруг на меня  напала тоска, страх, ужас  - такие,  каких  я  никогда  не  испытывал.  Я  вскочил,  велел закладывать. Пока закладывали, я заснул и проснулся здоровым".

Такого рода выдержек из  писем можно привести  целое множество. По этим письмам можно восстановить картину  физического  упадка и нервной болезни Л. Н. Толстого.

Интересно проследить, как Л. Н.  Толстой боролся за  свои нервы и каким путем он  восстанавливал свое здоровье.  Понимая, что  какие-то участки  его мозга  переутомлены  литературным  трудом, он  не бросал вовсе  работы (что, несомненно, его погубило бы), а  переключал свою  энергию  на другое.  То он начинал  заниматься греческим языком, то хозяйством, входя в каждую  мелочь, то составлял азбуку для  крестьян, то, наконец,  брался за философию и писал статьи по религиозным и нравственным вопросам.

В   сущности,   вся   философия   Толстого   -   философия  чрезвычайно неврастеничная,  "удобная", если  так можно  сказать,  для  того физического состояния,  в  котором  находился  писатель,  когда  об   этом  писал.   Все философские выводы и правила поведения  были сделаны как лечебник здоровья - как быть здоровым,  и что именно для этого  следует делать,  и каково должно быть  отношение к окружающим  вещам, людям и  обстоятельствам. Эта философия была главным  образом пригодна для самого Толстого с его  характером,  с его особенностями и с его неврастенией.

И в создании этой философии было стремление организовать себя, защитить себя от болезней, которые расшатывали его волю и тело. И трудно представить, что  это  было  иначе. Толстой  был слишком  умен,  чтобы видеть всех  людей похожими  на себя, и вряд ли он мог думать, что его философская система, его система непротивленчества и пассивная покорность пригодны  для всех,  и даже здоровых, стойких, энергичных людей.

 Автор  не  имеет   намерения  унизить  гениального  писателя.  По  всей вероятности,  Толстой и  не  думал о  себе, когда писал  свои статьи. В этих философских статьях было стремление помочь страждущим и  больным  людям, но, вероятно, подсознательно это  было стремление найти такое отношение к вещам, при  котором  можно  было бы продолжить  свою  жизнь  и не разрушать  своего здоровья.

Эта философская  система  для многих закончилась  катастрофически. Было несколько самоубийств  среди  последователей  Толстого и  много  испорченных жизней.

Вспоминается   известное   самоубийство   некоего  толстовца,   кажется Леонтьева,   который,  раздав  свое  имущество  и  разуверившись  в  учении, застрелился на 43-м году своей жизни.

Как бы  там ни было - Толстой одержал победу. Он вернул свое потерянное здоровье, вернул  способность к  творчеству и  почти до конца своих дней  не имел ни дряхлости, ни упадка. В. Булгаков пишет о 82-летнем Толстом Л.  Н. ехал такой крупной рысью, что мне пришлось поспевать за ним галопом".

И после того  как Толстой проехал верхом шесть верст, Булгаков спросил: "Вы не устали, Лев Николаевич?" Толстой ответил: "Нет, ни крошечки".

Вот еще один замечательный человек, который вернул себе свою потерянную молодость и создал  себе продолжительную  жизнь, с  которой он,  впрочем,без сожаления  расстался.  Это  философ, воспитатель Нерона -  знаменитый Сенека (род. в 3 году до нашей эры).

Сенека  в  молодые  годы  дважды пытался  покончить  с  собою,  ибо его здоровье  было столь печально, что не  оставалось никакого желания  жить. Об этом он сам писал в своих письмах.

Он не покончил с собой исключительно из жалости к своему отцу. Сколько  можно  понять  из  биографии  и  из  писем, Сенека  был  болен жесточайшей неврастенией и ипохондрией,  а также неврозом желудка, что вовсе лишало его возможности поддерживать свои истощенные силы.

И любопытное обстоятельство:  философ  в этот период своей жизни навлек на  себя гнев  императора Калигулы. Император  не скрывал своих чувств  - он завидовал огромному красноречию и уму молодого Сенеки.

Он  отдал  приказ  -  убить  философа.  Однако приближенные  императора заявили,  что убивать философа  не стоит,  так как  он  все равно не сегодня завтра умрет по причине своей крайней болезненности.

Тогда император отменил решение и предоставил дело природе. Однако философ  не  умер. И через несколько лет сумел полностью вернуть свое потерянное здоровье. Причем это не было случайностью. Это была огромная работа  над собой.  Это  была  переделка  всей  психики.  И  философ не  без основания  мог написать в своем письме:  "Прожить сколько  нужно  - всегда в нашей власти".

Свое  здоровье, продолжительную жизнь,  свою  необычайную  силу воли  и твердость   психики  философ   сумел   создать  при   самых  неблагоприятных обстоятельствах.  Три  императора  (Калигула,  Клавдий  и  Нерон)   пытались раздавить его своей властью.

В царствование  Клавдия (когда  Сенеке  было 40 лет)  он был  сослан на остров Корсику и 8  лет  провел в изгнании, которое еще  более укрепило  его силу воли и здоровье.

Его вернули из ссылки и назначили воспитателем Нерона.

Свою необычайную твердость воли и силу ума Сенека сохранил до последних минут своей жизни. Он умер около 70 лет в полнейшем и великолепном здоровье. Возможно, что

он прожил бы и до 90 лет, если бы Нерон не приговорил его к смерти. В  65 году  против Нерона  был составлен заговор. Сенека  был замешан в заговоре  и  приговорен  к смертной  казни.  Причем,  в виде особой милости, император Нерон предоставил своему бывшему воспитателю право покончить жизнь самоубийством.

Это  самоубийство  произошло при  таких  необычайных обстоятельствах  и настолько  показало  мужество  и  волю  этого  великого  старика, что  стоит полностью  привести  описание последних  часов  философа.  Это  самоубийство описано Тацитом:

"Получив  известие о приговоре, Сенека хотел сделать завещание,  однако ему в этом отказали. Тогда, обратившись к своим друзьям, философ сказал, что, так как ему не позволено завещать им его имущество. у него все же остается одна вещь, может быть - самая  драгоценная, а  именно  -  образ его жизни,  любовь  к науке и привязанность к друзьям.  Философ  утешал  друзей  и уговаривал  не плакать, напоминая  об уроках стоической  философии,  проповедовавшей  сдержанность и твердость.

Он  обратился затем  к  своей жене и умолял ее умерить свою печаль,  не сокрушаться долго и позволить себе некоторые развлечения.

Паулина протестовала, уверяя,  что смертный приговор касается их обоих, и тоже велела открыть себе жилы '.

Сенека  не противился столь благородному решению  ее сколько из любви к своей   жене.  столько  же   и  из  боязни  тех  обид.  которым  она   может подвергнуться, когда его не будет.

Затем Сенека открыл себе жилы на руках. Однако.  увидя,  что старческая его кровь вытекает медленно. он перерезал также артерии и на ногах. Опасаясь,  чтобы вид  его не  смутил жены,  он  велел  перенести себя в другое помещение.

'Нам с нашими нервами и нашей психикой трудно даже представить всю эту картину в бытовом плане.  Плачущие друзья. Философ, который должен на глазах всех  перерезать себе вены.  Жена, которой муж позволил сделать то же самое. Стража, стоявшая у дверей в ожидании  конца. Толпа любопытных... Нам  трудно представить эту картину в реальном бытовом плане. Однако смерть все не приходила. Тогда Сенека приказал дать себе яду, но и яд не подействовал.

Тогда  философ  приказал  посадить себя  в  горячую") ванну.  Он сделал возлияние Юпитеру-освободителю и вскоре испустил дух".

Повторяю,  нам  просто трудно представить всю  силу  и твердость  этого человека. Надо  было иметь железные нервы, чтобы так мужественно вести себя.

Это  сделал человек, который в молодые годы погибал от крайнего расстройства нервов.

Кстати сказать, жена Сенеки, Паулина, была спасена. Нерон опасался, что эта смерть вызовет  разговоры  об  его излишней  жестокости, и потому  велел спасти ее.  Ей успели  перевязать  вены,  и  хотя она  потеряла много крови, однако осталась жива. Смерть Сенеки была случайна. Он мог бы прожить значительно дольше.

VII (к стр. 124)

Конечно,   к   этому   заявлению  позволительно   отнестись   несколько юмористически. Но есть  и другие  примеры,  которые  доказывают эту мысль со всей серьезностью.

Кстати,  еще о  вине. В  арабских сказках  в одном  месте  говорится  о человеке, который пришел в гости:

"Он выпил три  ритля  вина,  и  тогда  в сердце  его  вошли  радость  и восторг".

Три  ритля  примерно  равняются  полутора  литрам.  Порция   не  совсем нормальная людям с нашим здоровьем. Впрочем, доказывать, что изменились и  ухудшились  нервы  за  последние несколько столетий, нет даже надобности. Это  и без того чрезвычайно ясно. В данном случае  достаточно  хотя  бы припомнить  только что  описанную смерть

Сенеки и обстоятельства, которые сопровождали эту смерть. Впрочем, вот  еще  одно  описание, которое еще  с большей  наглядностью показывает, какова разница в нервах.

Тот же Сенека  пишет в  своих  письмах  о том, как  он  зашел однажды в римский  цирк посмотреть на бой гладиаторов.  Да, правда. Сенека возмущается жестокостью этогопобоища. Но он пишет об этом все же со спокойствием и с той нервной твердостью, которая незнакома нам.

Сенека хотел посмотреть на что-нибудь веселое или  в крайнем  случае на организованный бой гладиаторов, но попал на побоище преступников. А надо  сказать,  что  в  римском  цирке по утрам  бились  на поединках гладиаторы,  то  есть  мастера  фехтовального  дела.  В  полдень  же  бились преступники без всяких  щитов  и доспехов.  Все  тело  их было  открыто  для взаимных ударов.  И никакого милосердия или  пощады,  конечно,  нельзя  было ожидать.  В  сущности,  это,  видимо,  была  особого рода  смертная  казнь -

преступники сами себя убивали.

Трудно представить, как при этом вели бы себя зрители с нашими нервами. Между тем  Сенека  пишет о пристрастии и любви зрителей именно к такого рода боям:

"Громадное большинство предпочитает такую бойню  обыкновенным поединкам и гладиаторским  боям.  И  ее предпочитают потому, что здесь нельзя отразить удара шлемом или щитом".

Предпочитать же  такое  побоище - надо действительно  для  этого  иметь необычайные нервы.

С нашей  точки зрения, эти  бои, да и  организованные бои гладиаторов, были просто ужасны. Мы иной раз представляем  себе  эти  бои  как  нечто  праздничное  и торжественное. Однако это было далеко не так. Оказывается, "робких и ленивых бойцов побуждали к бою ударами бичей и горящими факелами". Сенека пишет:

"Недавно один из германцев, которого  готовили к утреннему спектаклю на гладиаторских  боях,  отпросился для отправления известных потребностей. Там он взял губку, привязанную к палке и предназначенную для вытирания нечистот, засунул ее себе в рот и, заткнув таким образом горло, задушил себя".

Вот каково было состояние у людей, готовившихся к бою. Вот еще что пишет Сенека:

"Недавно везли под стражей к утреннему спектаклю одного гладиатора. Как будто отягощенный сном, он качался, сидя в повозке, и наконец спустил голову до того низко, что она попала  между  колесных спиц, и держал ее там до  тех пор, пока поворотом колеса ему не свернуло шею".

Римские   граждане  стремились  посмотреть  на  эти  бои,  но   все  же предпочитали, как говорит Сенека, еще более кровавое побоище преступников. Эта жестокость и звериная  психика и есть,  в сущности говоря, звериная крепость нервов.

Можно привести еще пример, правда книжный, об изменении здоровья. Существует  мнение,  что   при  некотором  нервном  ослаблении  половой инстинкт все же ни в какой мере  не понижается. Однако, по-видимому,  это не так.

Мы читаем в старинных книгах о таких страданиях неразделенной любви и о таком бешенстве желания, которое нам ни в какой мере недоступно и непонятно.

Мы  рассматриваем это  как  особое  литературное  преувеличение  и  как экзотику,  не  думая о  том, что  это было именно  так. В  наших современных книгах  нет  даже сколько-нибудь  похожего  преувеличения.  У нас  любовь  и желание  рассматриваются по  большей части как  наслаждение,  которое  можно приобрести  если не  в одном, так  в другом месте. И я не вспоминаю ни одной современной  книги,  в  которой   говорилось  бы  о  чрезмерных   страданиях влюбленного.

А, например, Апулей ("Золотой  осел") сравнивает страдания влюбленного по крайней мере с чумой.

В арабских сказках  говорится о  физическом изменении  человека, любовь которого не разделена.

"У него  изменился  цвет лица, и его тело похудело. и перестал он есть, пить и спать, и сделался точно больной, который 20 лет болен".

И  даже  подряд  говорится  о  смерти, которая  произошла из-за той  же неразделенной любви.

Автор - не ученый и не исследователь, и он,  пожалуй, не  сумеет решить вопроса - каким образом и по каким именно причинам в дальнейшем изменялись и ослаблялись нервы.

Но ослабление это произошло с несомненной ясностью, и резкую перемену в особенности можно заметить в последние два столетия. Быть  может,  тут  следует  пролить  несколько  капель  яду,  поговорив возвышенным  языком  о  гибельности   буржуазной   европейской  культуры,  о неправильном   ходе  истории  и  о  всей   утонченной  цивилизации,  которая изнашивает  мозг.  Или,  быть может, следует написать сатирическую книгу  по истории культуры. Такуюкнигу однажды посоветовали написать автору.  Но автор не. имеет к этому склонности.  Автор не  слишком верит  в целебные  свойства сатиры и без особой жалости расстался бы с высоким званием сатирика.

Автору  случалось  видеть  сатириков.   Они   все   кипели  благородным негодованием, описывая людские пороки -  жадность, корысть,  угодничество  и низкопоклонство.  Они  плакали  слезами,  говоря  о  необходимости  улучшить человеческую  породу.  Но вот когда произошла социальная  революция, когда в нашей стране стали ломать характеры и стали выколачивать из людей всю дрянь, которая накопилась  за тысячи лет,- эти самые  сатирики уехали за границу  и стали  поговаривать о том, что, в сущности говоря, пожалуй,  даже скучновато жить, ежели все люди будут возвышенные, честные и порядочные. Так вот, автор не имеет склонности, да и не сумеет в сатирическом плане

решить вопроса  о гибельности культуры. Но  о причинах, изменивших здоровье, во всяком случае о причинах, изменивших здоровье  тех замечательных людей, о которых мы писали, автор попытается все же говорить.

Вот мы  говорили  уже  о  том,  как  нередко  человек,  прожив  35 лет, становился  дряхлым и изможденным, бросал работу, жил в тягость себе и людям и наконец умирал, не сумев вернуть своей молодости.

Такую  катастрофу мы приписываем личному  поведению человека, признавая при этом некоторую, что ли, иной раз неизбежность.

Однако личное поведение  нельзя целиком отнести за счет  неумения жить. Ведь даже и это неумение жить  показывает, что существуют, стало быть, такие внешние причины,  при которых надо иметь какое-то особое умение и особую сноровку, чтобы пользоваться жизнью.

Мы   хотели   выяснить,  почему  именно  так  рано  иной  раз  погибают замечательные люди.  Мы  пришли к мысли, что они  погибают  от  расстройства нервов, которое создает в дальнейшем  расстройство работы всего организма. И что это расстройство нервов происходит по двум причинам.

Первая причина - душевный  конфликт, то есть разного рода противоречия, как высокого  общественного порядка,  так и  личного,  житейского характера.

Механика  этого страдания  заключается в том, чтомозг переутомляется от этих постоянных  навязчивых  или тяжелых  мыслей  и  тем  самым  (являясь как  бы регулятором всей работы  организма) путает эту  работу  и создает привычку к неправильности.

Вторая   причина   -   профессиональная,   то   есть   профессиональное переутомление мозга, которое создает аналогичную картину болезни.

Однако профессиональная причина имеет истоки, не  только  заключенные в неумении руководить собой. Да, конечно, частично можно отнести и к этому - и к неумению, и к той исключительной,  если так  можно выразиться, возвышенной любви  к своей  профессии, когда нарушаются все правила гигиены и отдыха для того,  чтобы  создать  напряженнейшее  произведение.  И  это,  так  сказать, "издержки производства". И  об этом может  быть особая речь. (Хотя  отметим, что и здесь экономические причины нередко играют решающую роль.) По большей  же части профессиональное заболевание возникает от  причин, лежащих вне человека. Другими  словами,  можно  отлично  знать  и  помнить  все гигиенические правила,  однако не следовать им из-за  внешних  обстоятельств. Эти  внешние обстоятельства  почти  всегда экономического характера,  а если углубить это дело, то и  социального. Это та неправильная покупка труда  и  те требования потребителя, которые заставляют поставщика  непомерно работать, чтоб создать

себе сколько-нибудь сносные условия или те условия, к которым он стремится. Стало  быть,  и в  первом,  и во втором  случае, то есть и при душевном конфликте, и при  профессиональных причинах,  в общем  счете,  все дело,  за некоторым  исключением,  лежало  в   тех   социальных   установках,  которые существовали.

И, значит, гибель  многих  замечательных людей, о которых мы говорили, произошла главным образом из-за  неумения руководить собой и  своим  телом в тех условиях, которые при этом были. Умение  же жить вопреки всему необычайно  трудно  и было лишь  доступно чрезвычайно немногим людям, о которых  мы говорили. Стало быть, истоки всего

этого  вопроса лежат все-таки  главным образом  в  социальных установках. И, стало быть, вопрос этот усложняется во всем своем объеме.

Этот вопрос о катастрофе замечательных люде" мы решали  как бы в грубом счете. То  есть брали весьмс  ощутимые  признаки -  ранняя смерть, болезнь, душев ные конфликты,  прекращение  работы. Но сколько вероятно,  было  иных, более нам незаметных причин которые вели к упадку жизнь и работу. Мы говорим (бедности, материальных лишениях, бесплодных по пытках создать себе сносную жизнь).

Достаточно хотя бы  сказать,  что  Бетховен - чело век, который,  может быть, больше, чем другие, доста вил радость людям,- умер в нищете. Причем он умер не в  какой-нибудь седой древности, когда государствен ный строй как бы не нес ответственности  в силу отсут  ствия высокой  культуры и неуважения к искусству Бетховен умер всего лишь  сто лет назад. И нищет. его, несомненно, со всем позором ложится на полити ческое устройство. Мы  говорим  о  вещах,  которые,  вероятно, много ра были продуманы. Мы

говорим  об  этом не  для тоге чтобы открыть  какую-нибудь новую Америку. Мы гово рим об этих вещах для того, чтобы еще раз занов осветить все положение, которое существовало раньш и существует теперь в других странах.

Новый  социалистический  порядок  нашей страны,  пс  иному  распределяя блага, в корне меняет все отноше ния. Эти блага получают трудящиеся, то есть писатели,музыканты,  ученые,  рабочие  и  служащие,   а  не  люди  умеющие торговать.

И в этом есть большая справедливость. И трудно сти наших дней - явление временное.

К некоторым  областям труда у нас придется отне  стись более гибко, чем это иной раз наблюдаете сейчас. Линдберг,   который  перелетел  океан  в  тридцать  шест  часов,   стал

состоятельным человеком. Может,  и неправильно то, что  он стал  богатым человеком,  но  то,  чт  его жизнь обеспечена,- это,  несомненно,  правильно. Во-первых, за  этими тридцатью шестью часами стоя долгие  годы  тренировки и навыка, во-вторых, от этог человека можно ожидать  еще более значительных достижений, даже если он продолжительное время эти достижений не делает. Рассматривать  же  его как  человека, способног  всякий раз  перелетать океаны, абсурдно.

Это не следует рассматривать как нечто свойственное человеку, как нечто доступное ему  постоянно. Этот взгляд и это требование, несомненно,  снижают квалификацию.

При  капиталистической системе такое снижение квалификации,  особенно в области искусства, случается нередко. А у  нас этого следует,  стоит и можно избежать.

VIII (к стр. 128)

Здесь пример переключения одной энергии на другую, то есть переключения психической  энергии на физическую. Человек,  раздражившись,  создал в своем теле  энергию,   которая  не  исчезает  сама  по   себе,  даже  при  условии успокоения,- она лишь переключается на другой вид энергии.

В данном случае она переключается на  физическую энергию - человек стал кричать, двигаться  и даже  старался  приподнимать тяжелые вещи. И, конечно, чем сильнее возникшая энергия, тем резче ее проявление.

Эти  крики и физические усилия  необходимо было сделать, для того чтобы возникшая энергия не обратилась  во вред организму. Эта  энергия в противном случае могла бы создать расстройство и  заболевание органов, а иной раз даже и смерть.

Интересно отметить, что психическая  энергия, возникшая  таким образом, переключаясь, чаще всего избирает  наиболее уязвимые  места, то есть больные или чем-либо ослабленные места организма.

Стало  быть,  при дурном сердце явления  возникли бы  со  стороны этого больного органа в виде припадка, сердцебиения или нарушения ритма. При нездоровом желудке энергия избрала бы этот орган.

И  не  только такого рода энергия, но  и  любой  болезненный  процесс в организме может избрать это наиболее уязвимое место.

Я вспоминаю такой любопытный случай: одному малышу (моему сыну) привили оспу.  В тот же  день, наклонившись  к  нему, чтобы  померить температуру, я случайно  обжег его  ладонь папиросой.  Уже  на  другой день на  месте этого незначительного ожога возникла оспенная язвочка, которая воспалилась гораздо значительнее, чем на уколах, сделанных врачом. То есть раздраженное больное место оказалось наиболее восприимчивым и доступным болезненному процессу.

Конечно,  медицине  известны  и   все   эти   законы,  и  всякого  рода переключения энергии, но большинству людей эти законы либо вовсе неизвестны, либо  известны в такой незначительной степени,  что не приходится говорить о практическом применении своих знаний.

Ведь  существуют более сложные  законы  энергии,  знание которых просто необходимо,  для   того   чтобы  иной   раз  уберечься  от  катастрофы,  или заболевания, или даже от той ранней смерти,  о которой мы упоминали. Нередко такая  смерть происходила просто от неумения руководить своим организмом, то есть от незнания самых элементарных законов энергетики.

Часто при усиленной мозговой работе человек не чувствует ни  утомления, ни ослабления,  а, напротив того,  он чувствует себя превосходно и не теряет трудоспособности,  полагая  при этом, что его  организм  справляется и такая усиленная работа ему не вредна.

Между тем  мозг  может  потреблять  энергию,  видимо,  значительно выше нормы, однако это  происходит,  несомненно, за счет  других органов, за счет других частей организма.

Вот  почему  при  остановке  работы  реакция  иной  раз  сказывается  в чрезвычайной степени  и нередко дело заканчивается гибелью (как, например, у Дж. Лондона).

Интересно,  что  даже  в  молодых   науках  известны  тончайшие  законы энергетики,-  во всяком  случае, их  знает  человек, который работает в этом деле.

А  законы  энергетики  нашего  организма,  быть  может  и  изученные  в совершенстве, мало кому известны и, во всяком случае, малопопулярны.

Конечно, существуют целые отделы науки, как гигиена и логика, но  все ж это  для  большинства  людей  малодоступно, слишком  отвлеченно, туманно  и, главное, малоприменимо практически.

В сущности,   до  сего  времени  нет  каких-то  элементарных  правил, элементарных законов, по  которым надлежит понимать  себя и руководить собой не  только  в области своего  труда  и своей профессии, но  и в повседневной жизни. Тут требуется какое-то  практическое искусство понимать работу своего тела.

Ведь  все  специалисты выработали  особую  и наилучшую  технику работы, причем эта техника работы постоянно рационализируется и улучшается. Художник отлично изучил краски, которыми он работает, но жить он по  большей части не умеет и предоставляет свою жизнь случаю, природе и собственному неумению. Скажем,  мало кому известно о  том, что наш организм может работать  на разные скорости (как любая  машина), причем часто большая скорость отнюдь не является  вредной,   а,   напротив  того,   чрезвычайно   полезной  и   даже благодетельной.  Случайно  или   по  целому   ряду  обстоятельств   человек, расходующий  незначительное  количество энергии  и живущий, так  сказать, на медленном темпе,  по  большей  части так  и продолжает жить,  совершенно  не предполагая, что он может создать энергию значительно большую.

Правда,  эта  скорость зависит от внешних  причин и является  как бы не всегда подвластной воле человека, но  все же,  зная  об этом, человек мог бы иной раз регулировать работу своего тела и не впадал бы в грубые ошибки.

Переход  с  одной скорости  на  другую обычно  совершается  случайно  и нередко является неожиданностью для самого хозяина тела.

Приходилось  видеть  людей, которые годами лечились  от меланхолии,  от упадка  сил  и от  нежелания  жить, в  то время как эта  ослабленная  работа организма -  вялость  и пониженный обмен веществ -  часто вовсе не  является показателем болезненных процессов.

Чаще всего это лишь тот  медленный темп, медленная скорость, в  которую человек попал либо случайно, либо по ряду обстоятельств, либо просто не умея руководить собой.

При слишком большой скорости организм  может, как  мы видели, потерпеть катастрофу,  растратив  запасные  силы  и  не заметив этого. При  слишком же незначительной скорости эта катастрофа бывает гораздо чаще и гораздо опасней - машина может остановиться  или долгое время бездействовать, не вырабатывая или мало вырабатывая нужные для жизни и движения химические элементы. Конечно,  для каждой скорости  необходимо  иметь цель и  устремление  - машина не может двигаться на одном месте. И это всегда надо иметь в виду.

В  общем,  сущность  скорости заключается  в  следующем:  если  человек случайно  (или  вынужденно)  будет  все  делать  медлительно,   с  неохотой, затрачивая  незначительную энергию, если он будет валяться, мечтать или петь грустные песни, то такое  же состояние возникает в работе организма. Причем, при частой повтор-ности этого, организм как бы привыкает пользоваться только такой  скоростью.  И,  привыкнув к  этой  скорости,  человек  не  умеет  уже освободиться  от нее, полагая, что это  есть  состояние  его здоровья,  в то время как  это не состояние здоровья, а всего лишь по большей части случайно утвердившаяся скорость.