революционера и хозяина! Чувствуете мудрость? Все замещено!» («Город Градов»; цитируя эти слова, один из исследователей справедливо видит «в такой демонстративности образа Шмакова ключ к пониманию платоновской сатиры» 28).В прозе Платонова — в начале повести «Впрок» — оставлено читателю, быть может, единственное в своем роде наглядное описание этого слияния «воображаемого, но подлинного» (Зощенко) писателя с тем, кого он изображает: «У такого странника по колхозной земле было одно драгоценное свойство, ради которого мы выбрали его глаза для наблюдения, именно: он способен был ошибиться, но не мог солгать и ко всему громадному обстоятельству социалистической революции относился настолько бережно и целомудренно, что всю жизнь не умел найти слов для изъяснения коммунизма в собственном уме. <...> Если мы в дальнейшем называем путника как самого себя («я»), то это — для краткости речи...»25. И хотя далее автор поясняет, что «в наше время — бредущий созерцатель — это, самое меньшее, полугад, поскольку он не прямой участник дела», скорее уж в этих пояснениях, чем в слове героя, слышится голос, отчуждаемый автором. Впезапный же переброс повествования на «первое лицо» производит сильное впечатление полной взаимозаменяемости автора с героем: равным образом автор может либо воспользоваться «его глазами для наблюдения», либо отдать собственное слово тому, кто не умеет «найти слов для изъяснения». Важна в этом смысле и характеристика другого героя повести, который представлен как28 Кройчик Л. Е. Особенности сатиры А. Платонова («Город РаДов>>)-— В кн.: Творчество А. Платонова, с. 123.Платонов Л. Впрок (Бедняцкая хроника).—Красная новь, 1931.«главарь района сплошной коллективизации, не имевший постоянного местопребывания»: «Упоев глянул на говорящих своим активномыслящим лицом и сказал им евангельским слогом, потому что марксистского он еще не знал...» (с. 24). Важно и то, что слово в повести — того же рода, что авторская речь в других повестях Платонова. Герои его не только говорят, но и «думают» (несобственно прямая речь), как автор. Расстояние между словом героя и словом автора можно было бы описать словами одного из героев первой части романа «Чевенгур»: «Захар Павлович думал с наставником одинаково, отставая лишь в подборе необходимых слов, что надоедливо тормозило его размышления» (с. 94).Уверенность Платонова в своем слове, в том, что именно так говорит (или должна говорить) та среда, которую он взялся представлять, к середине 30-х годов приводит к почти парадоксальным результатам. В статье «Пушкин-наш товарищ» (1937) Платонов пишет: «Разве не повеселел бы часто грустивший Пушкин, если бы узнал, что смысл его поэзии — универсальная, мудрая и мужественная человечность — совпадает с целью социализма, осуществленного на