Навигация
Последние новости:
Рекомендуем

Показать все

Посещаймость
Страница 96
время движется в этой прозе, являясь главной ее характеристикой. Мир не загадочен, не неуловим (фраза «Далеко-далеко что-то загадочно чернелось»— крайняя редкость в этой прозе), а весь подвластен поэту, запечатлеваем и в стихе, и в прозе — в слове, не оставляющем сомнений в правомочности авторской поименовательной деятельности: «Он (орешник.— М. Ч.) сбегал, яркий и ропщущий, вниз  широко  и  отлого  и,   измельчав,  сгустившись и
44 Платонов А. Избранное. М., 1966, с. 209. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страниц.
 
замглясь, круто обрывался, совсем уже черный». Сталкиваются как бы две деятельности во всякой фразе: непрестанная деятельность природы, которая сама над собой нечто производит («измельчав, сгустившись»), и речевая деятельность называющего ее действия поэта. Уверенно, без обиняков выговаривается то, что в первый момент ставит в тупик, но в следующий же убеждает в своей точности, в соответствии* называемому: «Было ветрено. С домов и заборов слетали их очертанья, как обечайки с решет, и зыбились и трепались в рытом воздухе». Так и у Платонова: «Наступил вечер: комната остыла, потускнела и наполнилась воздыханием неясных лучей тайного и захолустного неба» (с. 130). (Аналогия перестает казаться неожиданной, если вспомнить о стихах раннего Платонова.) II там и здесь автор — фиксатор неких состояний. Он уверен в адекватности своего слова этим состояниям.
Как бы «странно» ни звучали слова в прозе Платонова (Пухов «всегда производил ответ без всякого размышления», с. 104) — нет той дистанции между автором и его словом, которая неизбежна для Зощенко. Пестрота новой речи (вкрапляемой фрагментами) здесь отнюдь не демонстрируется. Гротескному же впечатлению от нее есть объяснение. Оно рассмотрено у С. Бочарова; он цитирует важный "отрывок из «бедняцкой хроники» «Впрок»: «Но зажиточные, ставшие бюрократическим активом села, так официально-косноязычно приучили народ думать и говорить, что иная фраза бедняка, выражающая искреннее чувство, звучала почти иронически. <...> Это были бедняки, завтрашние строители великой истории, говорящие свои мысли на чужом двусмысленном, кулацко-бюрократическом языке» — и поясняет: «На почве этих разрывов рождались платоновские словесные гротески», не отчуждаемые «полностью как чужая речь» 25.
Напоминая одну из статей Платонова 1920 г., исследователь констатирует, что «новые жесткие образования, сатириком которых он становился, он не мог судить совершенно извне, с позиции человека, внутренне непричастного
25 Бочаров С. «Вещество существования». Выражение в прозе.-* В кн.: Проблемы художественней формы социалистического реализма, т. II. М., 1971, с. 346. Наследию А. Платонова, дошедшему до читателя главным образом в последние два десятилетия, но еще далеко не в полном объеме, 
время движется в этой прозе, являясь главной ее характеристикой. Мир не загадочен, не неуловим (фраза «Далеко-далеко что-то загадочно чернелось»— крайняя редкость в этой прозе), а весь подвластен поэту, запечатлеваем и в стихе, и в прозе — в слове, не оставляющем сомнений в правомочности авторской поименовательной деятельности: «Он (орешник.— М. Ч.) сбегал, яркий и ропщущий, вниз  широко  и  отлого  и,   измельчав,  сгустившись и
44 Платонов А. Избранное. М., 1966, с. 209. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страниц. замглясь, круто обрывался, совсем уже черный». Сталкиваются как бы две деятельности во всякой фразе: непрестанная деятельность природы, которая сама над собой нечто производит («измельчав, сгустившись»), и речевая деятельность называющего ее действия поэта. Уверенно, без обиняков выговаривается то, что в первый момент ставит в тупик, но в следующий же убеждает в своей точности, в соответствии* называемому: «Было ветрено. С домов и заборов слетали их очертанья, как обечайки с решет, и зыбились и трепались в рытом воздухе». Так и у Платонова: «Наступил вечер: комната остыла, потускнела и наполнилась воздыханием неясных лучей тайного и захолустного неба» (с. 130). (Аналогия перестает казаться неожиданной, если вспомнить о стихах раннего Платонова.) II там и здесь автор — фиксатор неких состояний. Он уверен в адекватности своего слова этим состояниям.Как бы «странно» ни звучали слова в прозе Платонова (Пухов «всегда производил ответ без всякого размышления», с. 104) — нет той дистанции между автором и его словом, которая неизбежна для Зощенко. Пестрота новой речи (вкрапляемой фрагментами) здесь отнюдь не демонстрируется. Гротескному же впечатлению от нее есть объяснение. Оно рассмотрено у С. Бочарова; он цитирует важный "отрывок из «бедняцкой хроники» «Впрок»: «Но зажиточные, ставшие бюрократическим активом села, так официально-косноязычно приучили народ думать и говорить, что иная фраза бедняка, выражающая искреннее чувство, звучала почти иронически. <...> Это были бедняки, завтрашние строители великой истории, говорящие свои мысли на чужом двусмысленном, кулацко-бюрократическом языке» — и поясняет: «На почве этих разрывов рождались платоновские словесные гротески», не отчуждаемые «полностью как чужая речь» 25.Напоминая одну из статей Платонова 1920 г., исследователь констатирует, что «новые жесткие образования, сатириком которых он становился, он не мог судить совершенно извне, с позиции человека, внутренне непричастного25 Бочаров С. «Вещество существования». Выражение в прозе.-* В кн.: Проблемы художественней формы социалистического реализма, т. II. М., 1971, с. 346. Наследию А. Платонова, дошедшему до читателя главным образом в последние два десятилетия, но еще далеко не в полном объеме,