Португалии. Где-то в этих приморских краях. Для общего хода истории это абсолютно неважно, где находился этот Генрих». (ИРЛИ, ф.. 501; в печатном тексте — небольшие разночтения). Это — типичный случай работы автора «Голубой книги» над историческим источником.Понятно, что голос автора, так необычпо обращающегося с историческими фактами и именами, «зазвучал оскорбительно для иных, которым казалось, что Зощенко игнорирует или попросту не имеет представления о всей сумме знаний, накопленных о Пушкине, Гоголе и других великих людях»48. Зощенко же считает необходимым поддерживать нужное соответствие между средним речевым (а следовательно, и интеллектуальным) уровнем общества и языком, на котором говорит литература. Его удивляют те, кто остались, глухи к тому, что люди вокруг говорят и пишут именно этим языком, использованным Зощенко для высо¬ких литературных целей.

45 Молдавский Дм. Указ. соч., с. 58.46 Слонимский М. Михаил Зощенко.— Звезда, 1940, № 7, с. 153.Все эти слова для него осознанно чужие; но нет уже той раздирающей противоречивости, противоположности двух стилевых тенденций, как в ранних повестях. Возник уже некий довольно прочный и в высшей степени необычный стиль, к которому сам автор относится как к должному и во всяком случае — с ощущением полной невозможности пыразиться иначе.Примечательно в этом смысле, что нет заметной границы между его эпистолярием и прозой, и письма к Горькому не отличаются от страйиц повестей: «Я нарочно для собственного успокоения прочел недавно чуть ли не все биографии сколько-нибудь известных и знаменитых писателей. Я, конечно, не хочу равняться ни с кем, но вот ихняя жизнь на меня очень успокоительно подействовала и привела в порядок. В сущности говоря, страшно плохо все жили. Например, Сервантесу отрубили руку. А потом оп ходил по деревням и собирал палоги. И, чтобы напечатать своего «Дон-Кихота», ему пришлось сделать льстивое посвящение какому-то герцогу. Данте выгнали из страны, и оп влачил жалкую жизнь. Вольтеру сожгли дом. Я уже не говорю о других, более мелких, писателях.И тем не менее они писали замечательные и даже удивительные вещи и не слишком жаловались на свою судьбу. Так что, если бы писатели дожидались золотого века, то, пожалуй, от всей литературы ничего бы и не осталось» (письмо от 30 сентября 1930 г.), Сравним с этим письмом отрывок из описания золотого века, оставшегося в рукописях повести «М. П. Синягин». «Для примеру такой крупный сочный сатирик — писатель-попутчик Сервантес. Правую руку ему отрубили. Правда, в плену, но отрубили. А потом приехал он на родину и жрать нечего было — поступил фининспектором. Ходил по деревням,