перспективу, и укажем только в качестве возможной параллели на слова М. О. Гершензона, который писал в 1920 г.: «Может быть, мы не тяготились пышными фразами до тех пор, пока они были целы и красивы на нас и удобно облегали тело; когда же, в эти годы, они изорвались и повисли клочьями, хочёт-
89 Литературный Ленинград, 1934, 14 августа.
ся вовсе сорвать их и отбросить прочь» 40. Для Зощенко необходимость переоценки культурных ценностей связывается прежде всего с новым потребителем этих ценностей. Отход от огромного пласта культуры, начатый с передачи авторского права на ведение рассказа «полупролетарию», а затем «воображаемому пролетарскому писателю», далее совершался с редкой энергией и последовательностью, обозначив направление творческой эволюции Зощенко вплоть до военных лет. Одним из следствий и выражений этого был тот спор с литературой едва ли не целого века, со всей послепушкинской традицией, который слышен в «Сентиментальных повестях» и «М. П. Синягине».
В «Возвращенной молодости» ведется, в сущности, пересмотр «ходячих», по мнению Зощенко, представлений о целях жизни человека, о творчестве, о счастье и довольстве и пр., восходящих к различным философским традициям. Автор уверен, что «ничего особенно путного и положительного, а главное, доступного и понятного всем людям не было сказано в этой области». Он стремится дать своему читателю некое совершенно новое знание, отринув все, вычитанное из книг —ср.: «Я отдал бы все знания и мысли, вычитанные из книг, и в придачу еще те, что я сам сумел надстроить на них, за радость самому лично познать из опыта хоть одно первоначальное, простейшее знание, свежее, как летнее утро» 4!. Нам кажется очевидным пафос достижения именно такого простейшего знания в эпилоге «Возвращенной молодости»: «Я сижу на кровати у окна. Солнце светит в мое окно. Темные облака плывут. Собака лает. Детский крик раздается. Футбольный мяч взлетает в воздух. Красавица и пестром халате, играя глазами, идет купаться.
...Благополучие и незыблемость этих картин меня почему-то радуют и утешают.
Я не хочу больше думать. И на этом прерываю свою повесть».
В «Голубой книге» Зощенко полемически открывает чистую страницу в книге культуры и начинает писать в ней наново, подыскивая новые, еще неслыханные во всей традиции слова (ср. в авторском предисловии: «Нынче, когда открывается новая страница истории <...> нынче осо-
40 Иванов В., Гершензон М. О. Переписка из двух углов. Пг., 1921, с. 11-12.
41 Там же, с. 18.
перспективу, и укажем только в качестве возможной параллели на слова М. О. Гершензона, который писал в 1920 г.: «Может быть, мы не тяготились пышными фразами до тех пор, пока они были целы и красивы на нас и удобно облегали тело; когда же, в эти годы, они изорвались и повисли клочьями, хочёт-
89 Литературный Ленинград, 1934, 14 августа.ся вовсе сорвать их и отбросить прочь» 40. Для Зощенко необходимость переоценки культурных ценностей связывается прежде всего с новым потребителем этих ценностей. Отход от огромного пласта культуры, начатый с передачи авторского права на ведение рассказа «полупролетарию», а затем «воображаемому пролетарскому писателю», далее совершался с редкой энергией и последовательностью, обозначив направление творческой эволюции Зощенко вплоть до военных лет. Одним из следствий и выражений этого был тот спор с литературой едва ли не целого века, со всей послепушкинской традицией, который слышен в «Сентиментальных повестях» и «М. П. Синягине».В «Возвращенной молодости» ведется, в сущности, пересмотр «ходячих», по мнению Зощенко, представлений о целях жизни человека, о творчестве, о счастье и довольстве и пр., восходящих к различным философским традициям. Автор уверен, что «ничего особенно путного и положительного, а главное, доступного и понятного всем людям не было сказано в этой области». Он стремится дать своему читателю некое совершенно новое знание, отринув все, вычитанное из книг —ср.: «Я отдал бы все знания и мысли, вычитанные из книг, и в придачу еще те, что я сам сумел надстроить на них, за радость самому лично познать из опыта хоть одно первоначальное, простейшее знание, свежее, как летнее утро» 4!. Нам кажется очевидным пафос достижения именно такого простейшего знания в эпилоге «Возвращенной молодости»: «Я сижу на кровати у окна. Солнце светит в мое окно. Темные облака плывут. Собака лает. Детский крик раздается. Футбольный мяч взлетает в воздух. Красавица и пестром халате, играя глазами, идет купаться....Благополучие и незыблемость этих картин меня почему-то радуют и утешают.Я не хочу больше думать. И на этом прерываю свою повесть».В «Голубой книге» Зощенко полемически открывает чистую страницу в книге культуры и начинает писать в ней наново, подыскивая новые, еще неслыханные во всей традиции слова (ср. в авторском предисловии: «Нынче, когда открывается новая страница истории <...> нынче осо-40 Иванов В., Гершензон М. О. Переписка из двух углов. Пг., 1921, с. 11-12.41 Там же, с. 18.