Навигация
Последние новости:
Рекомендуем

Показать все

Посещаймость
Страница 68
человеческого дыхания не хватит»2в. Эта связь подтверждается последующими словами Зощенко о Шкловском: «Он укоротил фразу. Ои «ввел воздух» в свои статьи. Стало удобно и легко читать» 27.
Однако пародия не может быть единственной формой существования прозы. Круг замкнут; литература «не получается». Повести Зощенко, как и его рассказы, показывают, как «нельзя» писать, и оставляют открытым вопрос, как «нужно» писать, каким «может» быть современный писатель. Зощенко строит собственную систему литературной современности, указывает на пустующие в ней клетки и сам же их заполняет, «временно замещая» долт женствующих писателей.
3
От повести к повести этот временно исполняющий чужие обязанности повествователь проявляет себя все активнее, вытесняет своим словом событийную часть. В повести «М. П. Синягин» его рассуждения занимают почти целиком две первые главы, а в «Возвращенной молодости» — 16 небольших глав (к тому же полкниги составляют авторские комментарии).
А. Г. Бармин первым, кажется, указал на постепенное выдвижение зощенковского повествователя (которого он вслед за самим писателем называет автором) и отодвигание назад, в тень, героя повести (как и в рассказе) — прежде всего путем размывания границ между «авторской» философией и философией героя. «Авторская языковая маска, намеченная раньше («Люди»), здесь («Страшная ночь» и «О чем пел соловей».— М. Ч.) настолько реализована и выдвинута вперед, что часть повести «от автора» не ощущается мотивировкой к повествованию о судьбе героя, а становится самоцелью»: «Неопытный, «безнадежный» автор ... становится действительным героем произведения» 28.
26 Замятин Е. Новая русская проза.— Русское искусство, 1923, № 2-3, с. 59. Ср. в той же статье о Зощенко: «Из всей петербургской литературной молодежи — Зощенко один владеет безошибочно народным говором и формой сказа...».
27 О короткой фразе у В. Дорошевича, В. Шкловского и М. Зощенко см.: Чудакова М. Мастерство Юрия Олеши. М., 1972, глава 5.
18 Бармин. А. Г. Пути Зощенко.— В кн.: Михаил Зощенко. Статьи и материалы. Л., 1928, с. 39—40.
Одновременно сквозь точку зрения повествователя все сильнее просвечивает часто не противоречащая ей, а только ею опосредованная точка зрения самого автора. Создается почти мучительное впечатление необъяснимой невозможности для автора заговорить «своими словами».
Нам кажется, что главный эффект стиля повестей Зощенко — в этом напряженном нащупывании читателем слова-доминанты (М. Бахтин), прямого авторского слова, будто бы возникающего где-то 
человеческого дыхания не хватит»2в. Эта связь подтверждается последующими словами Зощенко о Шкловском: «Он укоротил фразу. Ои «ввел воздух» в свои статьи. Стало удобно и легко читать» 27.Однако пародия не может быть единственной формой существования прозы. Круг замкнут; литература «не получается». Повести Зощенко, как и его рассказы, показывают, как «нельзя» писать, и оставляют открытым вопрос, как «нужно» писать, каким «может» быть современный писатель. Зощенко строит собственную систему литературной современности, указывает на пустующие в ней клетки и сам же их заполняет, «временно замещая» долт женствующих писателей.
3От повести к повести этот временно исполняющий чужие обязанности повествователь проявляет себя все активнее, вытесняет своим словом событийную часть. В повести «М. П. Синягин» его рассуждения занимают почти целиком две первые главы, а в «Возвращенной молодости» — 16 небольших глав (к тому же полкниги составляют авторские комментарии).А. Г. Бармин первым, кажется, указал на постепенное выдвижение зощенковского повествователя (которого он вслед за самим писателем называет автором) и отодвигание назад, в тень, героя повести (как и в рассказе) — прежде всего путем размывания границ между «авторской» философией и философией героя. «Авторская языковая маска, намеченная раньше («Люди»), здесь («Страшная ночь» и «О чем пел соловей».— М. Ч.) настолько реализована и выдвинута вперед, что часть повести «от автора» не ощущается мотивировкой к повествованию о судьбе героя, а становится самоцелью»: «Неопытный, «безнадежный» автор ... становится действительным героем произведения» 28.26 Замятин Е. Новая русская проза.— Русское искусство, 1923, № 2-3, с. 59. Ср. в той же статье о Зощенко: «Из всей петербургской литературной молодежи — Зощенко один владеет безошибочно народным говором и формой сказа...».27 О короткой фразе у В. Дорошевича, В. Шкловского и М. Зощенко см.: Чудакова М. Мастерство Юрия Олеши. М., 1972, глава 5.18 Бармин. А. Г. Пути Зощенко.— В кн.: Михаил Зощенко. Статьи и материалы. Л., 1928, с. 39—40.Одновременно сквозь точку зрения повествователя все сильнее просвечивает часто не противоречащая ей, а только ею опосредованная точка зрения самого автора. Создается почти мучительное впечатление необъяснимой невозможности для автора заговорить «своими словами».Нам кажется, что главный эффект стиля повестей Зощенко — в этом напряженном нащупывании читателем слова-доминанты (М. Бахтин), прямого авторского слова, будто бы возникающего где-то