Навигация
Последние новости:
Рекомендуем

Показать все

Посещаймость
Страница 60
проморгала «Бедных людей» и «Несчастных» нашей эпохи... Начинающий любить твои сантиментальные писания твой В. Князев. 1 Мая 30 г. Ленинград».
В то же время в «Сентиментальных повестях», в контраст с повестями Достоевского, ясно зафиксировано авторское неприятие «переживаний» героя как предмета для описания и анализа (при том что они подробно описываются и анализируются в этих повестях) 10. «Личную» тему судьбы интеллигента Зощенко считает делом сугубо интимным, широкому читателю неинтересным и в данных литературно-общественных условиях прямому «серьезному» изображению не поддающимся. Он не хочет писать для «читателей, которых нет» («Перед восходом солнца»), и не хочет давать слово тому, кого некому выслушать.
В этом смысле интересно было бы сопоставить с прозой Зощенко послереволюционную прозу А. Белого. В предисловии к «Запискам чудака» Белый писал: «Автор, стес-
Комментарием к полемике, которую ведет в своих повестях Зощенко, может служить и статья Тынянова 1924 г. «Литературное сегодня»: «Стерлась психологическая повесть с героем, который думает, думает»; там же — о романе В. Вересаева «В тупике»: «Роман отличается необычайной интеллигентностью при всем напряжении фантазии трудно представить, чтобы дело шло о современности (противопоставленность подчеркнутых нами слов близка к системе оценок, принятой Зощенко.— М. Ч.)ч хотя все в этом смысле как будто обстоит благополучно <...> вы все время чувствуете себя в небольшом, уютном кузове идейного романа 90-х годов. Герои очень много говорят и любят плакать» (Тынянов Ю. И. Указ. соч., с. 152), ненный в объеме, стесненный во всех возможностях отдаться своей единственной теме, будет бороться с условиями существования писателя для того, чтобы все-таки пробовать работать. Но он не обещает читателю победить препятствий, стоящих на его пути; обстоятельства жизни рвут его на части; автор подчас падает под бременем работы, ему чуждой; он месяцами не имеет возможности сосредоточиться и окончить хотя бы недописанную фразу; его «Эпопея» требует уединения, покоя и сосредоточенной жизни; а этого покоя и сосредоточенности у него нет; у него нет счастья проработать свою тему.
И тем не менее автор попробует еще некоторое время плыть против течения. Если ему не удастся по внешним обстоятельствам углубиться в подлинное дело своей жизни, то он положит перо и откровенно заявит читателю о невозможности русскому писателю в настоящее время работать над крупным произведением; в таком случае автор согласится скорей чистить улицы, чем подменить основную миссию своей жизни суррогатами миссии...» 11 и т. д. Эта исполненная пафоса авторская позиция оказывается во многом близкой к позиции «автора» повестей Зощенко: и прямым обращением к читателю, и некоей укоризной, окрашивающей это обращение, и установкой на откровенное обсуждение своей биографии. Проза Белого кажется одним из возможных объектов полемического переосмысления, звучащего в многословных беседах автора «Сентиментальных 
проморгала «Бедных людей» и «Несчастных» нашей эпохи... Начинающий любить твои сантиментальные писания твой В. Князев. 1 Мая 30 г. Ленинград».В то же время в «Сентиментальных повестях», в контраст с повестями Достоевского, ясно зафиксировано авторское неприятие «переживаний» героя как предмета для описания и анализа (при том что они подробно описываются и анализируются в этих повестях) 10. «Личную» тему судьбы интеллигента Зощенко считает делом сугубо интимным, широкому читателю неинтересным и в данных литературно-общественных условиях прямому «серьезному» изображению не поддающимся. Он не хочет писать для «читателей, которых нет» («Перед восходом солнца»), и не хочет давать слово тому, кого некому выслушать.В этом смысле интересно было бы сопоставить с прозой Зощенко послереволюционную прозу А. Белого. В предисловии к «Запискам чудака» Белый писал: «Автор, стес-
Комментарием к полемике, которую ведет в своих повестях Зощенко, может служить и статья Тынянова 1924 г. «Литературное сегодня»: «Стерлась психологическая повесть с героем, который думает, думает»; там же — о романе В. Вересаева «В тупике»: «Роман отличается необычайной интеллигентностью при всем напряжении фантазии трудно представить, чтобы дело шло о современности (противопоставленность подчеркнутых нами слов близка к системе оценок, принятой Зощенко.— М. Ч.)ч хотя все в этом смысле как будто обстоит благополучно <...> вы все время чувствуете себя в небольшом, уютном кузове идейного романа 90-х годов. Герои очень много говорят и любят плакать» (Тынянов Ю. И. Указ. соч., с. 152), ненный в объеме, стесненный во всех возможностях отдаться своей единственной теме, будет бороться с условиями существования писателя для того, чтобы все-таки пробовать работать. Но он не обещает читателю победить препятствий, стоящих на его пути; обстоятельства жизни рвут его на части; автор подчас падает под бременем работы, ему чуждой; он месяцами не имеет возможности сосредоточиться и окончить хотя бы недописанную фразу; его «Эпопея» требует уединения, покоя и сосредоточенной жизни; а этого покоя и сосредоточенности у него нет; у него нет счастья проработать свою тему.И тем не менее автор попробует еще некоторое время плыть против течения. Если ему не удастся по внешним обстоятельствам углубиться в подлинное дело своей жизни, то он положит перо и откровенно заявит читателю о невозможности русскому писателю в настоящее время работать над крупным произведением; в таком случае автор согласится скорей чистить улицы, чем подменить основную миссию своей жизни суррогатами миссии...» 11 и т. д. Эта исполненная пафоса авторская позиция оказывается во многом близкой к позиции «автора» повестей Зощенко: и прямым обращением к читателю, и некоей укоризной, окрашивающей это обращение, и установкой на откровенное обсуждение своей биографии. Проза Белого кажется одним из возможных объектов полемического переосмысления, звучащего в многословных беседах автора «Сентиментальных