вот это здорово. Сказ он оставил, но ничего столь же сильного взамен — другой плотной формы — еще не дал и колеблется; по-моему, «Мудрость» — переходный, но прекрасный рассказ».

В нем не было ничего поддельного и кривляющегося, несмотря на то, что все слова стихов, которые он произносил, были поддельные и кривляющиеся.А. Блок— Ах, сволочь! Идет-то как! Гляди, братцы, как переступает нарочно.Mux. Зощенко

1В одном из рассказов Зощенко описывается выступление автора на вечере эстрады. Был перепутан порядок номеров, и писатель вышел на сцену, когда ожиддли эксцентрика. Публика встретила его хохотом и теми выкриками, которые вынесены нами в качестве эпиграфа. Эпизод этот поможет пониманию художественной работы писателя главным образом 1925—1935 гг.Итак, сказ Зощенко уходил не к безличной форме и от нее — к авторскому и несобственно авторскому повествованию (путь, характерный для большинства его современников), а, напротив, доводил до остроты все признаки личного сказа и конкретизировал в конце концов литературно-неумелого по приемам своей речи носителя этого сказа — личностью литературного автора-профессионала!Путем такого отождествления Зощенко заставляет увидеть за автором некое новое литературное право — говорить «от себя» (т. е. без посредства рассказчика, будь то Иван Петрович Белкин, Рудый Панько или друг Васьки Бочкова), но «не своим» голосом.В этом свете обычные утверждения современной писателю критики о том, что Зощенко «пишет о себе», представляются исходившими из непосредственных читательских впечатлений, только не осознанных до конца и искаженных предвзятыми соображениями. По крайней мере, стремление более благожелательной к писателю критики увидеть в его рассказчике вполне определенное лицо, которое автор последовательно и непримиримо обличает, кажется гораздо более далеким и от непосредственного впечатления, и от понимания поэтики