речь старого князя: «...схороним что можно и утопчем ножками». И наконец: «А один гвардеец дерг да дерг за ножку австрийское мертвое тело... и опять дерг да дерг, а ножка в руке и осталась». Это своеобразное безразличие рассказчика к языку, выбор им слов, поражающе «несоответствующих» предмету, становится одним из самых характерных признаков художественной системы этих рассказов. Сюда же относятся и «невозможные» стыки лексически разнородных слов: «А я сволок князинъку вашего сиятельства на волю...»: «А она, жаба, отвечает тихими устами...» И наконец в получившей особенную известность фразе: «Князь ваше сиятельство лишь малехонько поблевал, вскочил на ножки» 45. Близки к этому приему по художественной функции и характерные для рассказчика замены одного слова другим — почти синонимом, но сдвинутым в сторону преувеличения и неуместным именно в данной речевой ситуации: «Фу ты,— восхищаюсь,— так твою так — случай» (в смысле «радуюсь»); «А он вдруг мной восхитился» (слову приписано значение «расположился ко мне»).Поиски в простонародной речи некой недоступной литературному языку образности — обычная задача писателей, обращающихся к сказу, в «Рассказах Синебрюхова» явно оттеснены иными целями. Зощенко интересует не меткое слово, выхваченное из наиболее чистых глубин народной речи, не живописующее слово, а слово испорченное, слово-монстр, употребленное не по назначению, не к месту. В этих рассказах перед нами подлинное речевое пиршество: пробуются самые разные связи слов, всплывают пласты самых разных сфер устной и письменной речи. При этом рассказчик с недоверием относится ко всякому слову, и речь его показывает зыбкость всей языковой почвы, на которую он опирается. Убеждающими кажутся здесь примеры тавтологий: «в рабочие батраки», «собачий укус небольшой сучки».В «Рассказах Синебрюхова» рождается интерес писателя к новому языковому сознанию, становившемуся достоянием самых широких слоев, ко всему его еще не расчлененному сумбуру. Интерес этот пока недостаточно отчетлив и последователен. Ю. Тынянов по поводу рас-Ср. в автопародии: «Оглянулся я по сторонам, поблевал мале« хонько и тихонько вышел».сказа «Виктория Казимировна» решительно утверждал, что Зощенко ставит задачу «литературного преображения нового быта (хотя бы и старыми средствами)», замечая при этом: «Мих. Зощенко говорит о войне пародическим мещанским сказом Лескова, успевшим уже сделаться ходячим (им превосходно владеют Бунин, Бор. Зайцев и др.)... Пути сказа не открывают, по-видимому, перспектив; оживление его не столько в диалектизмах (что использовано), сколько в новых языковых образованиях» 46. Суждения Тынянова оправдались последующей работой Зощенко.