подражательного, затем экспериментально-имитирующего и, наконец, пародируюшего (и автопародийного). Больше того, эпизод 1919 г. дозволяет предполагать, что уже ранние опыты несли отпечаток стилизации — были вариациями на темы существовавшего беллетристического слова, осознанного как перезревшая литература, но не замененного в литературном сознании начинающего другим. И весной 1917 г. Зощенко пишет рассказы так, как приличествует в это время писать рассказы (ср. запись на книге В. Попова: «Была война — писали рассказы военные»), тщательно воспроизводя черты беллетристической «нормы»59. Представляется важным это —расшифровываемое главным образом посредством того же эпизода — отсутствие полной слиянности автора с собственным повествованием (при видимой растворенности в окружающем фоне). В то же время повествование это не противопоставлено сколько-нибудь определенному авторскому представлению о должном. Этого представления в текстах 1915—1918 гг. еще нет; оно зарождается, видимо, в период работы над книгой «На переломе» (1919—1920), имевшей целью расквитаться с беллетристическим фоном, уже освоенным в собственных опытах. Именно в эти годы выяснилось, что писать без Дистапции между принятым словом и автором Зощенко Уже не может, но сама дистанция еще зыбка и подвижна (что при чтении реферата и дало эффект неожиданного, быть может, для самого автора ее раздвижения). Дистанция эта отвердевает, как увидим дальше, лишь в 1920— 1922 гг., когда происходит почти мгновенная кристаллизация — вместо неуклонного «улучшения качества». Момент,
1964 Катались на лодках,— рассказывал нам А. В. Елкин «Не поедем туда — у меня сэрдце»,—он произносил этоПо тогдашнемУ, по-офицерски, томно прикладывал руку к груди - Чудакова 33с которого Зощенко повел отсчет своего писательства, делает, разумеется, предшествующие ему усилия «оглибкой». Если всего лишь через год перед нами —зрелый и при этом совсем иной писатель, если налицо поразительная резкость слома — значит, в предшествующей, «рукописи ной» стадии было заключено нечто необходимое для по, следующего — то, что мы уже не можем уловить.«Черновики никогда не уничтожаются... Сохранность черновика — закон сохранения энергетики произведения. Для того чтобы прийти к цели, нужно принять и учесть ветер, дующий в несколько иную сторону» б0. И вариант, и целый этап, от которого автор «отказался»,—лишь «ветер, дующий в несколько иную сторону», но все это было учтено в последующей работе, участвовало в движении н цели. Чтобы это боковое направление ветра учесть, его надо было зафиксировать.