науки» (Маяковский В. Ви Брик О, М% Наша словесная работа.-- Леф, 1923, № 1, с. 40).Много позже Зощенко напишет: «У нас есть поэты, которые пишут так, как будто в нашей стране ничего не случилось. Они продолжают ту литературу, которая была начата до революции. *Тут кроется ошибка и большая беда, потому что прежний строй речи диктует старые формы. А в этих старых формах весьма трудно отражать современную жизнь. И от этого страдает и поэт и читатель». Для него самого именно «Двенадцать» служит самым сильным сигналом «перелома», недвусмысленно демонстрирует, 'что все «случилось»; именно с поэмы Блока начиналась для Зошенко новая литература.Далее Зощенко и Блок никогда уже не выглядят единомышленниками; далее упоминания о поэме больше не появляются, но остается напряженное отношение к поэзии Блока, которая предстает отныне как нечто единое и в этом виде получает в литературной системе Зощенко свое определенное место — как вершина той литературы и той общественной психологии, с которой он стремится порвать. (В особой, более сложной роли предстанет поэзия Блока в «Голубой книге» и затем, в последней повести Зощенко «Перед восходом солнца».) Новые звуки, однажды услышанные Блоком, оказались для Зощенко путеводительными; в то самое время, когда для Блока, по его собственным словам, «все звуки прекратились» 41, Зощенко хочет услышать их и ввести в литературу, сменив ее язык.Нам представляется, что именно эпизод чтения реферата о Блоке в студии, ставший первым моментом литературной гласности работы Зощенко, зафиксировал перелом его литературного пути и в известном смысле его начало.

3Вот как рисуют этот эпизод мемуаристы.Е. Г. Полонская вспоминает, что, написав статью о третьем томе Блока, она предложила Зощенко прочесть ее работу и дать ей свою. Он отказался: «Читайте свой рефе-Рат, а я прочту свой» 42.

Чуковский Я. Собр. соч. в 6-ти т., т. 2 М., 1965, с. 312. Ср. еще в письмо Блока: «Новых звуков давно не слышно. Все они при-4а 17ушень1 для меня, как, вероятно, для всех нас...» (там же). Полонская Е. Указ. соч., с. 383.«Недели через три я огласила свою статью на очередном ванятии. Выслушав ее, Чуковский похвалил некоторые мысли, хотя кое в чем со мной не согласился. Потом Зо¬щенко начал читать свою статью, но вдруг оборвал чтение: «Другой стиль»,— заявил он43. Чуковский взял у него тет¬радку: «Давайте, я прочту».