Навигация
Последние новости:
Рекомендуем

Показать все

Посещаймость
Страница 150
Но потом он не раз вновь и вновь возвращался вдруг все к той же сцене в лесу. Что-то очень важное, очень существенное возникало в том ненаписанном эпизоде — автобиографическое, может быть, определившее жизнь. Но всегда Зощенко не договаривал, и похоже было, что он не рискует коснуться испытанного им в том прифронтовом лесу чувства словами приблизительными, да и вообще любыми словами». М. Слонимский предлагает свое объяснение тому, что «Записки офицера» Зощенко «так и не написал»: они «с неизбежностью прикоснулись бы к темам, которые в ту пору усиленно разрабатывались писателями,— «перестройка интеллигенции», «революция и интеллигенция», а по всему складу зощенковского характера н таланта эти темы, как мне думается, не годились ему. Наверное, он мог бы уловить словами — чувство, испытанное в прифронтовом лесу офицером, оставшимся наедине с
23 ЦГАЛИ, ф. 618, оп. 1, ед. хр, 20 .(копия)
вестовым; Но ему, видимо, было неинтересно переносить в литературу это замеченное уже другими писателями чувство» и. Это тонкое наблюдение подтверждается всей работой Зощенко. Автобиографизм в тех формах, которые были отработаны окружающей литературой, был для него неприемлем (ср. слова Зощенко: «У нас все еще слишком много внимания уделяется теме „перестройки интеллигента»).
В повести 1943 г. заново ставятся вопросы, казалось . бы давно решенные или отстраненные.
То, что так настойчиво стиралось из памяти на страницах «Голубой книги», — здесь вызывается в памяти вновь, причем с большой точностью и без затемняющих оговорок. «И вот, думая об этом несчастном поэте, я невольно стал вспоминать поэзию моего времени. Я вспомнил чувствительные и грустные романсы, какие пели тогда: «О, это только сон», «Гори, гори моя звезда», «Хризантемы в саду» <...> Я стал вспоминать стихи моего времени. Это были отличные стихи, отличная поэзия. Поэзия Блока, Есенина, Ахматовой. Но какая боль в ней чувствовалась!» и т. д. Оказалось, что надо вспомнить именно дословно; в повести много точных цитат из, казалось бы, навсегда вытесненного из памяти поэтического наследия. Задуманная в 1919 г. литературно-критическая работа была актом борьбы с любимыми книгами (см. первую главу). Почти четверть века спустя Зощенко вновь обращается к этим книгам, чтобы удостовериться, была ли борьба с ними неизбежной и необходимой.
Повесть «Перед восходом солнца», взятая не отдельно, не сама по себе, а поставленная в ряд всех фактов литературной работы Зощенко, предстает как другой вариант творческой судьбы, как некая оказавшаяся вдруг собранной совокупность конспектов или программ его ненаписанных книг. В этих программах «другая», не бывшая судьба становится литературой.
Но потом он не раз вновь и вновь возвращался вдруг все к той же сцене в лесу. Что-то очень важное, очень существенное возникало в том ненаписанном эпизоде — автобиографическое, может быть, определившее жизнь. Но всегда Зощенко не договаривал, и похоже было, что он не рискует коснуться испытанного им в том прифронтовом лесу чувства словами приблизительными, да и вообще любыми словами». М. Слонимский предлагает свое объяснение тому, что «Записки офицера» Зощенко «так и не написал»: они «с неизбежностью прикоснулись бы к темам, которые в ту пору усиленно разрабатывались писателями,— «перестройка интеллигенции», «революция и интеллигенция», а по всему складу зощенковского характера н таланта эти темы, как мне думается, не годились ему. Наверное, он мог бы уловить словами — чувство, испытанное в прифронтовом лесу офицером, оставшимся наедине с23 ЦГАЛИ, ф. 618, оп. 1, ед. хр, 20 .(копия)вестовым; Но ему, видимо, было неинтересно переносить в литературу это замеченное уже другими писателями чувство» и. Это тонкое наблюдение подтверждается всей работой Зощенко. Автобиографизм в тех формах, которые были отработаны окружающей литературой, был для него неприемлем (ср. слова Зощенко: «У нас все еще слишком много внимания уделяется теме „перестройки интеллигента»).В повести 1943 г. заново ставятся вопросы, казалось . бы давно решенные или отстраненные.То, что так настойчиво стиралось из памяти на страницах «Голубой книги», — здесь вызывается в памяти вновь, причем с большой точностью и без затемняющих оговорок. «И вот, думая об этом несчастном поэте, я невольно стал вспоминать поэзию моего времени. Я вспомнил чувствительные и грустные романсы, какие пели тогда: «О, это только сон», «Гори, гори моя звезда», «Хризантемы в саду» <...> Я стал вспоминать стихи моего времени. Это были отличные стихи, отличная поэзия. Поэзия Блока, Есенина, Ахматовой. Но какая боль в ней чувствовалась!» и т. д. Оказалось, что надо вспомнить именно дословно; в повести много точных цитат из, казалось бы, навсегда вытесненного из памяти поэтического наследия. Задуманная в 1919 г. литературно-критическая работа была актом борьбы с любимыми книгами (см. первую главу). Почти четверть века спустя Зощенко вновь обращается к этим книгам, чтобы удостовериться, была ли борьба с ними неизбежной и необходимой.Повесть «Перед восходом солнца», взятая не отдельно, не сама по себе, а поставленная в ряд всех фактов литературной работы Зощенко, предстает как другой вариант творческой судьбы, как некая оказавшаяся вдруг собранной совокупность конспектов или программ его ненаписанных книг. В этих программах «другая», не бывшая судьба становится литературой.