Навигация
Последние новости:
Рекомендуем

Показать все

Посещаймость
Страница 125
Его работа этих лет вся окрашена интересом к новым жанрам — к «области факта», документа, к истории, к наручным сочинениям, к воспоминаниям рядовых людей. Уже в этом одном Зощенко следует за Пушкиным 1830-х годов. Специального рассмотрения заслуживает интерес Зощенко к стилю исторического изложения, в котором Пушкин искал «твердых принципов построения повествовательной прозы» 20. Для Зощенко на какой-то период стилевая основа этого жанра приобретает столь же фундаментальное значение.
Хотя и в «Керенском», и в «Черном принце» Зощенко обращается к событиям сравнительно недавним, в обеих повестях очевидна забота о выработке речевых форм повествования именно исторического. В этом плане всего раньше ваметно в них непосредственное следование образцам пушкинского стиля: в строении абзаца, в ориентации на короткие, насыщенные глаголами фразы 21-22 Пушкина.
Осенью 1936 г. Зощенко предпринимает попытку 
19 Цит. по: Вопросы литературы, 1977, № 3, с. 299.  Виноградов В. В. Стиль Пушкина. Мм 1941, с. 525.  21-22 з частности, в решительном предпочтении присоединительда связей относительным. Ср. у А. Н. Толстого: «Развитие ратурного языка теперь должно идти путем изучения народной речи, народного синтаксиса, путем уплотнения, прояснев  и экономии языка и, что очень важно, — путем развития гд прямого подражания пушкинской прозе — именно «Повестям Белкина»: «Я надумал написать шестую повесть в той манере и в той «маске», как это сделано Пушкиным», указаны прямые цели этой «копии»: автор берется за нее «из уважения к великому мастерству, на котором следует доучиться». Зощенко встает в осознанно ученическую позу. «Шестая повесть» не остается при этом на периферии его работы этих лет, а оказывается необходимым ее звеном: она играет роль экспериментальной лаборатории.
Можно было бы отметить все случаи особенно удачных сближений с пушкинской прозой: «Но в ту пору начавшаяся война с Наполеоном задержала решение государя. Полчища французов быстро подходили к сердцу нашего любезного отечества».
Есть случаи и более наивного декорирования стиля «пушкинскими» словечками, многократно повторенными («Подошел к офицерам...»; «противу французов»; «коп» и т.д.), «пушкинскими» началами фраз («Тотчас же к великому князю подошел адъютант...»; «Тотчас все его обступили...» и т. д.). Важней для нашей темы, однако, случаи осознанных нарушений пушкинского строя речи, его обдуманной модернизации. «Все ахнули, когда он так сделал. Это было большое преступление. Но в ту жаминуту все увидели, что поручик решительно был без памяти...». Здесь первые две фразы — конечно, язык Зощенко, а не Пушкина (.которому к тому же не надо было специально разъяснять читателю, что сорвать георгиевский крест с груди и бросить к йогам полкового командира было преступлением).
Его работа этих лет вся окрашена интересом к новым жанрам — к «области факта», документа, к истории, к наручным сочинениям, к воспоминаниям рядовых людей. Уже в этом одном Зощенко следует за Пушкиным 1830-х годов. Специального рассмотрения заслуживает интерес Зощенко к стилю исторического изложения, в котором Пушкин искал «твердых принципов построения повествовательной прозы» 20. Для Зощенко на какой-то период стилевая основа этого жанра приобретает столь же фундаментальное значение.Хотя и в «Керенском», и в «Черном принце» Зощенко обращается к событиям сравнительно недавним, в обеих повестях очевидна забота о выработке речевых форм повествования именно исторического. В этом плане всего раньше ваметно в них непосредственное следование образцам пушкинского стиля: в строении абзаца, в ориентации на короткие, насыщенные глаголами фразы 21-22 Пушкина.Осенью 1936 г. Зощенко предпринимает попытку 
19 Цит. по: Вопросы литературы, 1977, № 3, с. 299.  Виноградов В. В. Стиль Пушкина. Мм 1941, с. 525.  21-22 з частности, в решительном предпочтении присоединительда связей относительным. Ср. у А. Н. Толстого: «Развитие ратурного языка теперь должно идти путем изучения народной речи, народного синтаксиса, путем уплотнения, прояснев  и экономии языка и, что очень важно, — путем развития гд прямого подражания пушкинской прозе — именно «Повестям Белкина»: «Я надумал написать шестую повесть в той манере и в той «маске», как это сделано Пушкиным», указаны прямые цели этой «копии»: автор берется за нее «из уважения к великому мастерству, на котором следует доучиться». Зощенко встает в осознанно ученическую позу. «Шестая повесть» не остается при этом на периферии его работы этих лет, а оказывается необходимым ее звеном: она играет роль экспериментальной лаборатории.Можно было бы отметить все случаи особенно удачных сближений с пушкинской прозой: «Но в ту пору начавшаяся война с Наполеоном задержала решение государя. Полчища французов быстро подходили к сердцу нашего любезного отечества».Есть случаи и более наивного декорирования стиля «пушкинскими» словечками, многократно повторенными («Подошел к офицерам...»; «противу французов»; «коп» и т.д.), «пушкинскими» началами фраз («Тотчас же к великому князю подошел адъютант...»; «Тотчас все его обступили...» и т. д.). Важней для нашей темы, однако, случаи осознанных нарушений пушкинского строя речи, его обдуманной модернизации. «Все ахнули, когда он так сделал. Это было большое преступление. Но в ту жаминуту все увидели, что поручик решительно был без памяти...». Здесь первые две фразы — конечно, язык Зощенко, а не Пушкина (.которому к тому же не надо было специально разъяснять читателю, что сорвать георгиевский крест с груди и бросить к йогам полкового командира было преступлением).