Керенского.можно разглядеть твердые представления самого Зощенко, штабскапитана 1916 г., об офицерском и «штатском» поведении.) В первых двух частях этой работы была показана трагическая невозможность звучания подлинного голоса автора, хотя, казалось бы, именно этот голос не смолкает с первой и до последней страницы «Голубой книги». Теперь там, где повествование ведется от автора, мы постоянно слышим твердый голос человека, знающего, что он хочет сказать и какими именно словами.«И вот в те дни, когда я был на Беломорском канале, в одном из лагерей был устроен слет ударников этого строительства.Это был самый удивительный митинг из всех, которые я когда-либо видел». Чем же именно удивляет писателя этот митинг? «Эти речи при всей своей часто неграмотности и наивности звучали как торжественные поэтические произведения. В них не было ни капли ностальгии, или выдумки. <...> Я не увидел тут ни подневольности, ни даже преднамеренности. Тут-было почти все подлинное и полноценное» («История одной жизни», в первой печатной Редакции—«История одной перековки»). Повесть составила одну из глав в сборнике о Беломорканале, в котором приняли участие также М. Горький, Вс. Иванов, Вера Инбер, В. Катаев, М. Козаков, Д. Мирский, Л. Никулин, В. Горцов, Л. Славин, А. Тихонов, А. Толстой, В. Шкловский, Б. Ясенский и другие участники поездки писательской бригады на строительство канала. При этом авторы указаны только общим списком к каждой из частей и определить авторство чаще всего невозможно. Пожалуй, впервые в литературной практике М. Зощенко его голос почти неотличим от других голосов8. (В писательской среде, однако, обсуждались литературные достоинства разных материалов сборника; 24 декабря 1933 г. М. Слонимский писал Вс. Иванову: «Очень рад, что ты считаешь возможным включить Беломорстроевские очерки в книгу (свою,— М. Ч.). О том, как делалась книга, слышал много. Из питерцев, кажется, лучше всех дал Зощенко?. Если так — то не удивлен»9.) В этом смысле вполне уместны слова, предваряющие сборник: «За текст книги отвечают все авторы».Повесть «Возмездие», как и «История одной жизни», основана на автобиографических материалах реальных лиц. Казалось бы, форма такого преломленного рассказа не нова для Зощенко. Но получилось нечто совсем отличное от рассказов 20-х годов (типа «Аристократки» и др.). Почти нигде нет иронического отсвета, брошенного на слово героини-рассказчицы.Реальная основа фабулы рассказов 1920—1930-х годов, за редкими исключениями («Бедная Лиза», «Дама с цветами»), немногое говорит исследователю поэтики Зощенко и может служить главным образом материалом для психологии творчества (и то далеко не всегда). Совсем