Навигация
Последние новости:
Рекомендуем

Показать все

Посещаймость
Страница 113
лингвистическую перспективу слова, Демонстрируя одновременно (т. е. в пределах одного и того же произведения) все возможности его современного Употребления.
Стремление автора извлечь из устной речи современности, из совокупности тех элементов, на которых строится бытовой устный рассказ, материал для языка «народной литературы» в синтаксическом строе повести еще заметай, чем в лексике.
Ср еще в речи героя: «Нет, господа, Англия — великая страна, по я никогда не берусь угадать, что именно думает эта страна, когда она иной раз говорит».
В синтаксис «Черного принца» — произведения, почти целиком построенного на авторском повествовании, широко проникли разнообразные формы разговорной речи (а число книжных оборотов весьма невелико). «И даже место работ над «Черным принцем» сейчас не удается в полной точности установить» (ср. в бытовом диалоге: «Даже посуду помыть она как следует не может»). Еще примеры: «То, что взрыв был,— это подтверждается находками»; «И это уже одно многое говорило»; «Но было ли золото — установить трудно»; «За то, что золото было, говорит, во-первых, вся печать, которая затрагивала вопрос о «Черном принце»» (этот оборот многократно повторен). В «Чердом принце» широко используются разнообразные наивные, на разговорный язык ориентирующиеся, «доступные бедным» (по слову М. Зощенко) обороты речи, а также и нелитературные формы, несущие на себе явную печать разговорной вольности или даже речевой неумелости. При этом от повествования «Голубой книги» эти реликты «обезьяньего языка» отличаются своей сглаженностью, своей вмонтиро-ванностью в авторскую речь и подчеркнуто позитивной функцией, ориентацией на „простой язык. Однако само слово «простота» мало что объясняет. Если понимать под этим ясность грамматических связей; то легко увидеть, что рассказчик «Черного принца» часто путается в словах и пе находит для своей мысли наиболее экономное выражение.
«Исторического факта этой выпивки мы, конечно, опровергать не будем, но что касается букв, то это нельзя считать установленным, и даже если буквы и были найдены, то еще неизвестно, принадлежали ли они к названию „Принца"».
Здесь — и небрежный, разговорный синтаксис — когда местоимение («это») замещает собою недопустимо большой с точки зрения устной речи отрезок текста, и нагромождение придаточных конструкций. Фраза строится так, будто рассказчик никогда не держит в голове ее целого плана: он начинает ее, не зная, чем кончит, попутно ему приходят в голову новые мысли, фраза обрастает цепью присоединений. Так же строится часто и абзац. В этом смысле отчетливость и ясность логико-грамматических связей научного языка может казаться даже более «простой». «Тем временем вокруг «Принца» стали расти слухи я стали создаваться легенды». Тяжеловесное в 
лингвистическую перспективу слова, Демонстрируя одновременно (т. е. в пределах одного и того же произведения) все возможности его современного Употребления.Стремление автора извлечь из устной речи современности, из совокупности тех элементов, на которых строится бытовой устный рассказ, материал для языка «народной литературы» в синтаксическом строе повести еще заметай, чем в лексике.
Ср еще в речи героя: «Нет, господа, Англия — великая страна, по я никогда не берусь угадать, что именно думает эта страна, когда она иной раз говорит».В синтаксис «Черного принца» — произведения, почти целиком построенного на авторском повествовании, широко проникли разнообразные формы разговорной речи (а число книжных оборотов весьма невелико). «И даже место работ над «Черным принцем» сейчас не удается в полной точности установить» (ср. в бытовом диалоге: «Даже посуду помыть она как следует не может»). Еще примеры: «То, что взрыв был,— это подтверждается находками»; «И это уже одно многое говорило»; «Но было ли золото — установить трудно»; «За то, что золото было, говорит, во-первых, вся печать, которая затрагивала вопрос о «Черном принце»» (этот оборот многократно повторен). В «Чердом принце» широко используются разнообразные наивные, на разговорный язык ориентирующиеся, «доступные бедным» (по слову М. Зощенко) обороты речи, а также и нелитературные формы, несущие на себе явную печать разговорной вольности или даже речевой неумелости. При этом от повествования «Голубой книги» эти реликты «обезьяньего языка» отличаются своей сглаженностью, своей вмонтиро-ванностью в авторскую речь и подчеркнуто позитивной функцией, ориентацией на „простой язык. Однако само слово «простота» мало что объясняет. Если понимать под этим ясность грамматических связей; то легко увидеть, что рассказчик «Черного принца» часто путается в словах и пе находит для своей мысли наиболее экономное выражение.«Исторического факта этой выпивки мы, конечно, опровергать не будем, но что касается букв, то это нельзя считать установленным, и даже если буквы и были найдены, то еще неизвестно, принадлежали ли они к названию „Принца"».Здесь — и небрежный, разговорный синтаксис — когда местоимение («это») замещает собою недопустимо большой с точки зрения устной речи отрезок текста, и нагромождение придаточных конструкций. Фраза строится так, будто рассказчик никогда не держит в голове ее целого плана: он начинает ее, не зная, чем кончит, попутно ему приходят в голову новые мысли, фраза обрастает цепью присоединений. Так же строится часто и абзац. В этом смысле отчетливость и ясность логико-грамматических связей научного языка может казаться даже более «простой». «Тем временем вокруг «Принца» стали расти слухи я стали создаваться легенды». Тяжеловесное в