«Да н не может быть, чтобы ты подумал, а так толь­ко почувствовал, как я»,— говорит в одном месте князь Мышкин Рогожину. Так бывает у Достоевского чаще всего: почувствовалось н сделалось, а до сознания еще не дошло. Мышкин чувствует глаза Рогожина, чувству­ет его готовящийся нож, чувствует тягу к Настасье Фи­липповне, когда идет к ней в первый раз,— но рассказал ли бы он свое чувство? Автор ответил бы: нет. То же нужно сказать н о поведении Настасьи Филипповны: ее побеги, внезапные изломы и проч. Впрочем, это у него обычно, н примеры можно приводить десятками. «Очень может быть, что он вас имел всех больше в виду,— го­ворил князь Аглае об Ипполите,— потому что в такую минуту о вас упомянул... хоть, пожалуй, и сам не знал, что имеет вас в виду». — «Этого уж я не понимаю сов­сем: имел в виду и не знал, что имел в виду. А впро­чем, я, кажется, понимаю...»—отвечает ему Аглая. Мно­гое в поступках человека безсмысленно обусловлено, и неведомо для него самого они отвечают своему назна­чению. Внезапные вспышки часто бывают неожиданны и для самого действующего лица «вдруг», что так часто у Достоевского. «Бьюсь об заклад,— вскричал он Евгений Павлович.— А. С.,— что вы, князь, хотели со­всем не то сказать и, может быть, совсем н не мне...» — «Может быть, очень может быть, н вы очень тонко за­метили, что, может быть, я не к вам хотел подойти!» ср. то же у Ипполита. «Не забудем,— замечает в од­ном месте автор «автор»-рассказчик это не одно н то же, что Ф. М. Достоевский,— что причины действий человеческих обыкновенно бесчисленно сложнее н раз­нообразнее, чем мы их всегда потом объясняем, и редко определенно очерчиваются».

Но эти иррациональные стихии человеческого духа являются в романах уже в авторской осознанности т. е. для настоящего автора, а не подставного рассказчика. Вся атмосфера загадочности н неожиданности взрывов и поворотов в ходе событий романа у Достоевского вы­зывается иррациональностью психики, которую Он про­ектирует в своих действующих лицах, но не слепотою творческого процесса в самом художнике. Действующие лица часто сами не знают, что они делают и почему они делают, но автор в таких случаях имеет лишь в виду указать на подпочвенные силы души, в которых и ра­зум и воля человека не властны, сам ясе он провидит эти скрытые причины и так или иначе особыми приема­ми всегда укажет их читателю. Его загадки всегда име­ют отгадку в самом тексте романа. Он или мимолетным замечанием, или репликой действующего лица, или па­раллельным указанием на другом персонаже всегда от­кроет корни темных импульсов. Художественный гений Достоевского здесь изумительно изобретателен. Сеть сложнейших сцеплений, в каких переплетаются линии и изломы всего действия романа, у Достоевского всегда имеет поразительную логическую ясность.