Когда мы с этими методологическими предпосылка­ми подошли к творчеству Достоевского, в попытках от­крыть внутренние причины, по которым введены были им в состав произведения те или иные композиционные части сюжет, действующие лица, сцены, эпизоды, раз­говоры, авторские реплики и пр., мы нашли порази­тельную последовательность и непрерывность организу­ющей действенности смысловых, идейных заданий авто­ра. Концепция действующих лиц, их внутренняя органи­зованность и соотношение между собою, каждая сцена, эпизод, каждая деталь их действенно-динамических от­ношений, каждое их слово и поступок, каждая частность их теоретических суждений и разговоров — все обуслов­лено каждый раз некоторой единой, общей для всего произведения идейно-психологической темой автора. Внутренний тематический смысл безусловно господст­вует над всем составом произведения.

Нам представилась совершенная невозможность гово­рить о формальных особенностях творчества Достоевско­го без предварительного раскрытия его тематических мо­тивов. Все наблюдения, касающиеся приемов наполне­ния, размещения фигур и их сюжетного движения на про­тяжении всего романа, оставались бы, в противном слу­чае, на положении случайных, разорванных, ничем взаим­но не связанных факторов, лишенных внутренних скреп обусловленности. Между тем установка и квалификация всякого приема только тогда имеет цену в задаче осо­знания художественного произведения, когда раскрыта его значимость в данном применении и в данном месте.

Вот почему мы, усматривая главную организующую силу романа в его тематическом замысле, нашли неиз­бежным и необходимым прежде, всего развернуть по­строение его тематического состава.

Тематикой художественных произведений и раньше всегда занималась литературная критика и наука, и эта ее задача, в сущности, никогда не была излишней и ненужной. Но критика компрометировала себя недостат­ком педантичности и строгости внимания к самому про­изведению, а также отсутствием должного отношения к природе художественного творчества. Так, часто со­став произведения здесь рассматривается как живая ре­альность, забывается, например, о том, что действующие лица в художественном произведении не живые люди, а лишь авторские мысли о людях и что мерки реальных находящихся вне произведения социологических, пси­хологических и психопатологических категорий могут быть применимы непосредственно только к автору к живой личности, но ни в коем случае не к «действую­щим лицам» его романов.