На протяжении пьесы Чехов непрерывно держит эту перспективу возвышенных поэтических желаний. Эти же­лания не получают вполне точного обозначения, они не доведены до конца, они лишь намечены и звучат лишь как общая эмоциональная тоскующая тональность. Лю­ди говорят и тоскуют о счастье, но о каком счастье, в каком содержании мыслится оно,— это остается невы­сказанным. Ясно только, что речь идет о жизни в целом.

Включение зрителя в эту возвышенную атмосферу желаний осуществляется разными путями. Этому слу­жат н вещи, и звуки, н слова людей с виду о самом раз­ном, но внутренне, по эмоциональному тону, очень близ­ком и однозначном: о любви, о счастье, о природе, об искусстве, о прошедшей жизни и проч. Бывают и теоре­тические разговоры, но они чаще всего ничем не конча­ются; оборванные, оии быстро повисают в воздухе. Их значимость заключается не столько в теоретическом со­держании, сколько в просящем и томящем чувстве, ка­ким они вызваны. Они лишь симптомы общего для всех недовольства и порыва, может быть, не всегда, не впол­не и не всеми одинаково осознанного.

Возвышенным желаниям противостоит жизнь в ее те­кущем сложении.

Рядом со смутным ощущением зовущего и обещаю­щего счастья будничный обиход предстает в пьесах Че­хова всегда как что-то бедное, унылое, скучное, лишен­ное действительной жизни. Привычные и повторяющие­ся мелочи приобретают томительный вес и силу.

Следующий вопрос — вопрос о движении трагизма, о его развитии в пьесе. В чем состоят те поступательные изменения в ситуациях, которые составляют то, что мы называем «развитием действия»?

Очень характерно для Чехова, что в движении пье­сы, в выборе моментов, происходящих на сцене, а не вне сцены, он ориентируется на то, что в жизни бывает наиболее постоянного, что заполняет промежутки вре­мени в их наиболее длительном наполнении. В сцени­ческую ткань Чехов вовлекает преимущественно те по­ложения, которые составляют наиболее общую окраску жизни.

Самое начало пьесы застает действующих лиц уже в состоянии привычной, тягучей, давно образовавшейся неудовлетворенности. Пути, источники и причины сложе­ния отягощающих обстоятельств находятся где-то да­леко в прошлом. Состояние жизненной духовной неуст­роенности стало уже хроническим, влекущимся изо дня в день. От этого страдание не перестает быть страдани­ем, но приобретает особый тон и свои особые, сдер­жанные формы выражения. Скрытое лишь моментами прорывается и становится заметным.