В «Чайке» все, кроме Нины Заречной и отчасти Треплева и Аркадиной, которая всегда довольна, к началу первого действия давно уже не живут, а лишь тер­пят жизнь, не имеют счастья и лишь тоскуют и грустят о нем. В «Дяде Ване» то положение, в котором оказался Войницкий, образовалось давно и теперь при возникшем чувстве к Елене Андреевне получило лишь особое обо­стрение. Астров давно грустно привык к скучно-холодному и изнуряющему следованию своих постоянных будней и уже хорошо знает о непоправимости и безна­дежности своего состояния. Соня тоже томится давно. Сестры Прозоровы давно и привычно тоскуют о Москве. В «Вишневом саде» положение «несчастливого» суще­ствования тоже для каждого определилось самою жизнью уже давно.

Дальнейшее движение пьес состоит в перемежающем­ся мерцании иллюзорных надежд на счастье и в процес­сах крушения и разоблачения этих иллюзий.

Возникающие надежды на счастье или хотя бы на некоторое улучшение положения вызывают у разных действующих лиц поступки, составляющие некоторые события. Но эти события всегда остаются в пьесе без разработки. Чехов быстро возвращает своего героя к новому, уже опять длительному бытовому состоянию. Кратковременное событие, вызванное увлечением героя каким-то новым намерением, само по себе в пьесе от­сутствует, происходит за кулисами, а в сценах это ска­зывается лишь в последующем длительном, вновь уста­новившемся бытовом итоге.

В «Чайке» меняется судьба Нины Заречной. Возни­кают иллюзии счастья, происходит попытка осуществ­ления этих надежд сближается с Тригориным, стано­вится актрисой и затем обнажается их ошибочность: надежды оказываются ложными, счастья и там, в кон­це концов, не получилось. На сцене момент хотя и мгно­венной, хотя и иллюзорной радости отсутствует лю­бовь Заречной н Тригорина, а дается лишь итог —воз­врат к будничному страданию. Ложное счастливое возбуждение уже пережито, наступили будни терпения, и с этими новыми печальными буднями Нина возвращает­ся на сцену. Маша Шамраева из действия в действие каким-то новым шагом надеется преодолеть свое тоску­ющее состояние выходит замуж, опять вне сцены, но исправления нет, безрадостное состояние только отя­гощается, и ровные дни постоянной печали для нее не имеют конца.

В «Дяде Ване» событий почти нет. Чувство Войницкого к Елене Андреевне является лишь фактом окон­чательного прояснения и осознания безысходности и не­поправимости его судьбы. Бороться ему не с кем и не с чем. Выстрел в Серебрякова явился лишь косвенным выражением досады за свою уже раньше понятую ошиб­ку жизни. Его безрадостная жизнь должна оставаться тою же, что и прежде. И пьеса быстро восстанавливает его в прежних, внешне ровных горьких буднях. То же относится и к Соне. Астров с самого начала знает непо­правимость своего положения, и его драма проходит в тонах улыбки и горькой иронии над самим собою. «Весь смысл и вся драма человека внутри,— говорит Чехов по поводу «Дяди Вани».— Драма была в жизни Сони до этого момента, драма будет после этого, а это— просто случай, продолжение выстрела. А выстрел ведь не драма, а случай».