«Мы друг перед другом нос дерем, а жизнь, знай себе, проходит...» В этой же теме дано известное обращение Гаева к природе: «О природа, дивная, ты блещешь веч­ным сиянием, прекрасная и равнодушная, ты, которую мы называем матерью, сочетаешь в себе бытие и смерть, ты живишь и разрушаешь...» Наконец, в той же мысли о про­житой жизни дана последняя замыкающая пьесу репли­ка Фирса: «Жизнь-то прошла, словно и не жил... Эх ты... недотепа!» Здесь же, сопутствуя, снова звучит страстная жажда светлого будущего в призывах Ани и Трофимова: «Аня. Прощай, дом! Прощай, старая жизнь! Трофимов. Здравствуй, новая жизнь!».

Выше говорилось о том, что комическое и драмати­ческое, бодрое н печальное в «Вишневом саде» включе­ны в общую пестроту субъективных особенностей в са­мочувствии и во взаимных оценках всех действующих лиц. Внутренний мир каждого по-своему значителен, а внешне, для окружающих, имеет свою комическую, в лучшем случае, «странную» сторону. Над всеми тяготеет скучная, безрадостная жизнь. Все носят в себе постоян­ное чувство неудовлетворенности. Все по-своему ждут выхода из этой томительно бесплодной и безрадостной жизни. Но внешне это оказывается или скрытым, или непонятным для других и в общем быту перемешива­ется и теряется в пестроте перекрещивающихся состоя­ний и настроений. В этом смысле смешное и грустное является лишь двумя сторонами жизни каждого дейст­вующего лица

В каждом лице зритель видит обе эти стороны и в ннх соучаствует.

Но остается вопрос: при этой всеобщей относительно­сти одинаково ли распределено сочувственное участие ав­тора к каждому персонажу и ко всем его отдельным пе­реживаниям? Если каждый персонаж освещен двойным светом изнутри сочувственно-значительное, извне, то есть по оценке окружающих, в нем же — смешное или стран­ное, то подвергается ли это сложное содержание каж­дого персонажа какой-либо авторской оценке сравни­тельно с другими персонажами? В чем состоит мерило этих авторских оценок и каковы их итоги?