От античного театра литургическое действие отлича­лось значительно большей привязанностью к культу — ведь античный театр (если только не говорить о его на­чальном развитии) лишь формально сопровождал религи­озные празднества, а затем и вовсе секуляризировался. В соответствии с этим литургическое действие строилось на принципиально иной художественной основе, чем древ­негреческая драма. Античное зрелище, оторвавшееся от мифологических корней, ставило целью достичь новизны: пусть его сюжетами подчас служили «крохи с пиршест­венного стола Гомера»,— образы, идеи, метафоры создава­лись всякий раз новые, а повторение одной и той же пьесы на сцене оказывалось редким исключением. Напро­тив, литургия оставалась в рамках мифологического време­ни, и ее задачей было не создание нового, а воспроиз­ведение в памяти мифа, уникальной драмы — всякий раз в тех же словах и с теми же символическими действиями. И все-таки победившее христианство для достижения эс­тетического воздействия использовало приемы, заимство­ванные у побежденного Дионисия. Кое-кто из византийцев понимал это. Еще на рубеже IV и V вв. Исидор Пелусиот, ученик Иоанна Златоуста, протестовал против пения в ходе церковной службы. Оп протестовал именно потому, что видел в церковной музыке средство возбудить у веру­ющих театральные эмоции. Но ригористический протест Исидора пе имел успеха. Литургия прочно включила в се­бя песнопения, славящие троицу, Христа, богородицу.

Более того, византийцы предприняли попытку драма­тизировать проповедь, создать «драматизованные гомилии» (беседы), где некоторые эпизоды из жизни Иисуса Хри­ста или девы Марии воспроизводились в диалогической форме. Драматизованы были и литургические песнопения. Кондаки (гимны) Романа Сладкопевца, церковного поэта VI в., включали подчас диалогические элементы. В одном из кондаков Ева беседует со Змеем, в другом — Авраам вступает в разговор с Саррой, а затем с Исааком. Обиль­но уснащены прямой речью и другие гимны Романа. Мож­но думать, что разные партии исполнялись разными певцами, а, кроме того, слушатели хором подхватывали рофреи кондака. Диалогизированный гимн не умер вместе с Романом: в посвященных рождеству Христову двенадца­ти тропарях, авторство которых приписывается иеруса­лимскому патриарху Софронию (634—638), наряду с рас­сказчиком получали слово для прямой речи и Мария, и ее супруг Иосиф. Отсюда оставался уже один шаг до ду­ховной драмы, основанной на библейских или агиографи­ческих сюжетах. Подобная духовная драма, мистерия, по­лучила чрезвычайно широкое распространение на средне­вековом Западе, где она, подобно церковной скульптуре, была своего рода Библией для неграмотных, средством распространения библейских сказаний, пусть в упрощен­ной и вульгаризированной форме. В культуре Византии духовная драма не заняла столь важного места.