Я сижу за столом. Переписываю прдказ по полку. Этот приказ мы набросали сегоднл утром вместе с командиром и комиссаром полка.
Я - адъютант 1-го Образцового полка деревенской бедноты.
Передо мной карта северо-западной России. Красным карандашом отмечена линия фронта, - она идет от берега Финского залива через Нарву - Ямбург.
Наш штаб полка в Ямбурге.
Я - адъютант 1-го Образцового полка деревенской бедноты.
Передо мной карта северо-западной России. Красным карандашом отмечена линия фронта, - она идет от берега Финского залива через Нарву - Ямбург.
Наш штаб полка в Ямбурге.
Я переписываю приказ красивым четким почерком.
Командир и комиссар уехали на позиции. У меня порок сердца. Мне нельзя скакать на лошади. И поэтому они редко берут меня с собой.
Кто-то стучит в окно. Я вижу какую-то штатскую фигуру в изодранном, грязном пальто. Постучав в окно, человек кланяется.
Я велю часовому пропустить этого человека. Часовой нехотя пропускает.- Что вам угодно? - спрашиваю я.
Сняв шапку, человек мнется у дверей.
Я вижу перед собой человека очень жалкого, день како-го-то несчастного, забитого, огорченого. Чтобы ободрить его, я подвожу его к креслу и, пожав ему руку, прошу сесть. Он нехотя садится.
Он говорит, еле шевеля губами:
- Если Красная Армия будет отходить - отходить ли нам вместе с вами или оставаться?
- А кто вы будете? - спрашиваю я.
- Я пришел из колонии «Крутые ручьи». Там наша колония прокаженных.
Я чувствую, как мое сердце падает. Незаметно вытираю свою руку о свои ватные штаны.
- Не знаю,- говорю я.- Я один не могу решить этого вопроса. Кроме того, речь идет не в нашем отступлении. Я не думаю, что фронт пойдет дальше Ямбурга.
Поклонившись мне, человек уходит. Из окна я вижу, что он показывает свои язвы часовому.
Я иду в лазарет и карболкой мою свои руки.
Я не заболел. Вероятно, у нас преувеличенный страх к этой болезни.