Навигация
Последние новости:
Рекомендуем

Показать все

Посещаймость
Страница 75
разочаровывалась в своих ожиданиях) критика и который для «автора» «Голубой книги» по меньшей мере «вторичен, затруднителен и необычен». Для него в те годы такой язык существовал разве только как «воображаемый»; в том-то и дело, что коррелят той речевой системы, которую конструирует из элементов разных и наглядно разнородных речевых систем Зощенко в «Голубой книге»,—неизвестен, и он настаивает на этом. Неавторитетность данной системы продемонстрирована; второй же вопрос оставлен открытым. В 1934 г. в статье «Основные вопросы нашей профессии» Зощенко пишет: «И у нас должен родиться, вернее — отстояться новый язык. И он рождается. И не благодаря образцам старой литературы, а путем той живой речи,
88 Поливанов Е. Указ. соч., с. 207,
87 ГБЛ, ф. 165, 1. 4, л. 2 об.— 3.
88 Ларин Б. Указ. соч., с. 187«
которая существует <...> Во всяком случае язык нашей эпохи — это не язык прежней дворянской литературы и не язык дореволюционной интеллигенции, а это новый язык. Ц многие законы этого языка нам еще не совсем известны» 39. То, что для многих его современников не представляло особого вопроса, для Зощенко заключало в себе огромный вопрос, на разрешение которого понадобилась вся его литературная жизнь.
4
В «Голубой книге» Зощенко, как объяснял он сам в посвящении Горькому, написал «краткую историю человеческих отношений». Он ставил себе целью написать ее наново — так, как следует ее рассказывать новому, еще ни в какой форме к переживанию истории не приобщившемуся читателю.
Исторический факт подается здесь таким, каким оп должен, по мнению автора, представать перед самодовлеющим бытовым сознанием,— вне всяких опосредовании. Сняты все культурные барьеры, не позволяющие нам отнестись к историческому факту так же непосредственно, как к житейской истории, разыгрывающейся перед нашими глазами. Дан выход самым непосредственным реакциям, не отягощенным багажом культуры. «Нам исключительно жалко Сервантеса. И Дефо тоже бедняга. Воображаем его бешенство, когда в него плевали. Ой, я бы не знаю, что сделал!»
Эта художественная задача формировалась в связи с резкими переменами в самой системе культурных ценностей в начале 20-х годов.
Не имея возможности хотя бы кратко говорить здесь об этой радикальной трансформации, заметим лишь, что «простой» и нередко казавшийся критике плоским Зощенко дает широкую культурную 
разочаровывалась в своих ожиданиях) критика и который для «автора» «Голубой книги» по меньшей мере «вторичен, затруднителен и необычен». Для него в те годы такой язык существовал разве только как «воображаемый»; в том-то и дело, что коррелят той речевой системы, которую конструирует из элементов разных и наглядно разнородных речевых систем Зощенко в «Голубой книге»,—неизвестен, и он настаивает на этом. Неавторитетность данной системы продемонстрирована; второй же вопрос оставлен открытым. В 1934 г. в статье «Основные вопросы нашей профессии» Зощенко пишет: «И у нас должен родиться, вернее — отстояться новый язык. И он рождается. И не благодаря образцам старой литературы, а путем той живой речи,
88 Поливанов Е. Указ. соч., с. 207,87 ГБЛ, ф. 165, 1. 4, л. 2 об.— 3.88 Ларин Б. Указ. соч., с. 187«которая существует <...> Во всяком случае язык нашей эпохи — это не язык прежней дворянской литературы и не язык дореволюционной интеллигенции, а это новый язык. Ц многие законы этого языка нам еще не совсем известны» 39. То, что для многих его современников не представляло особого вопроса, для Зощенко заключало в себе огромный вопрос, на разрешение которого понадобилась вся его литературная жизнь.
4В «Голубой книге» Зощенко, как объяснял он сам в посвящении Горькому, написал «краткую историю человеческих отношений». Он ставил себе целью написать ее наново — так, как следует ее рассказывать новому, еще ни в какой форме к переживанию истории не приобщившемуся читателю.Исторический факт подается здесь таким, каким оп должен, по мнению автора, представать перед самодовлеющим бытовым сознанием,— вне всяких опосредовании. Сняты все культурные барьеры, не позволяющие нам отнестись к историческому факту так же непосредственно, как к житейской истории, разыгрывающейся перед нашими глазами. Дан выход самым непосредственным реакциям, не отягощенным багажом культуры. «Нам исключительно жалко Сервантеса. И Дефо тоже бедняга. Воображаем его бешенство, когда в него плевали. Ой, я бы не знаю, что сделал!»Эта художественная задача формировалась в связи с резкими переменами в самой системе культурных ценностей в начале 20-х годов.Не имея возможности хотя бы кратко говорить здесь об этой радикальной трансформации, заметим лишь, что «простой» и нередко казавшийся критике плоским Зощенко дает широкую культурную