Навигация
Последние новости:
Рекомендуем

Показать все

Посещаймость
Страница 66
Научил делать макеты романов» 21.
Но пародированием «красного Льва Толстого» (как и «красного Достоевского»), уже существующего в литературе, художественное задание «Сентиментальных повестей» не исчерпывается. Есть и еще один, притом главнейший и самый необычный, адрес у этой пародийной речевой системы, также ясно обозначенный в названной ранее зощенковской автокритике: «Я пародирую теперешнего интеллигентского писателя, которого, может быть, и нет сейчас, но который должен бы существовать, если б он точно выполнял социальный заказ не издательства, а тон среды и той общественности, которая сейчас выдвинута на первый план...».
Итак, поставлена была, как и в рассказах, задача редкостная и замечательная — пародируется не готовая худо-
20 Литература  факта.  Первый  сборник . материалов работников
ЛЕФа. Под ред. Н. Ф. Чужака. М., «Федерация», 1929. с. 29. 1 Шкловский В. Пять человек знакомых. Акц. о-во «Заккнига», 1927, с. 95-96. ,
жественная система, не известный в литературе писатель, как это обычно для пародии, а писатель долженствующий бытъ
Что же это за писатель? Это — писатель «интеллигентский» 22, т. е. владеющий, в отличие от объекта пародии рассказов Зощенко второй половины 20-х годов, арсеналом книжно-литературных речевых средств примерно в объеме беллетристического языка начала столепгя. Однако это писатель «перестроившийся»23, добросовестно изгоняющий из своего повествования всевозможные «переживания» — в соответствии с осознанными им потребностями рремени. Он прислушивается к голосу современной критики и нередко едва ли не дословно вторит ему 24. Он стремится прислушаться и к голосу современного быта, неустанно фиксирующему речевой слом, дезавуацию целых пластов речи. Характерной иллюстрацией этого активно шедшего процесса может служить запись в дневнике книгопродавца,, сделанная в марте 1934 г.; автор иронизирует над обращением к подписчикам в одном из журналов 10-х годов, объявляющим, что «журнал будет издаваться в 1918 г, по прежней программе <...>, уделяя все больше места вопросам и темам, связанным с высшими стремлениями и ценностями человеческого духа». Даже пионер сейчас на вопрос: что такое «высшее стремление и ценность человеческого духа» — ответит: «болтовня» 25. И «те-
12 Ср. в авторском предисловии к четвертому изданию «Сентиментальных повестей»: «В силу прошлых недоразумений, писатель уведомляет критику, что лицо, от которого ведутся эти повести, есть, так сказать, воображаемое лицо. Это есть тот средний интеллигентский тип, которому случилось жить на переломе двух эпох».
Научил делать макеты романов» 21.Но пародированием «красного Льва Толстого» (как и «красного Достоевского»), уже существующего в литературе, художественное задание «Сентиментальных повестей» не исчерпывается. Есть и еще один, притом главнейший и самый необычный, адрес у этой пародийной речевой системы, также ясно обозначенный в названной ранее зощенковской автокритике: «Я пародирую теперешнего интеллигентского писателя, которого, может быть, и нет сейчас, но который должен бы существовать, если б он точно выполнял социальный заказ не издательства, а тон среды и той общественности, которая сейчас выдвинута на первый план...».Итак, поставлена была, как и в рассказах, задача редкостная и замечательная — пародируется не готовая худо-
20 Литература  факта.  Первый  сборник . материалов работниковЛЕФа. Под ред. Н. Ф. Чужака. М., «Федерация», 1929. с. 29. 1 Шкловский В. Пять человек знакомых. Акц. о-во «Заккнига», 1927, с. 95-96. ,жественная система, не известный в литературе писатель, как это обычно для пародии, а писатель долженствующий бытъЧто же это за писатель? Это — писатель «интеллигентский» 22, т. е. владеющий, в отличие от объекта пародии рассказов Зощенко второй половины 20-х годов, арсеналом книжно-литературных речевых средств примерно в объеме беллетристического языка начала столепгя. Однако это писатель «перестроившийся»23, добросовестно изгоняющий из своего повествования всевозможные «переживания» — в соответствии с осознанными им потребностями рремени. Он прислушивается к голосу современной критики и нередко едва ли не дословно вторит ему 24. Он стремится прислушаться и к голосу современного быта, неустанно фиксирующему речевой слом, дезавуацию целых пластов речи. Характерной иллюстрацией этого активно шедшего процесса может служить запись в дневнике книгопродавца,, сделанная в марте 1934 г.; автор иронизирует над обращением к подписчикам в одном из журналов 10-х годов, объявляющим, что «журнал будет издаваться в 1918 г, по прежней программе <...>, уделяя все больше места вопросам и темам, связанным с высшими стремлениями и ценностями человеческого духа». Даже пионер сейчас на вопрос: что такое «высшее стремление и ценность человеческого духа» — ответит: «болтовня» 25. И «те-
12 Ср. в авторском предисловии к четвертому изданию «Сентиментальных повестей»: «В силу прошлых недоразумений, писатель уведомляет критику, что лицо, от которого ведутся эти повести, есть, так сказать, воображаемое лицо. Это есть тот средний интеллигентский тип, которому случилось жить на переломе двух эпох».